И игрушек купил. Стеклянные яблоки, шары, шишки, сани с Дедом Морозом, румяную Снегурку. Красота. Лет через сорок такое будут продавать за сумасшедшие деньги, а сейчас копейки стоит.

А ветки мне еловые так отдали: мол, все равно выбросили бы. Мелочь, а настроение подняли. Даже захотелось запеть припев самой известной песни про первоянварское утреннее похмелье. А она написана уже? Да! Вон, из колонок где-то звучит, как по заказу поставили: «Happy new year, happy new year, may we all have a vision now and then of a world where every neighbour is a friend».

У подъезда столкнулся с родителями Томилиной. Мы с ними почти врезались друг в друга в дверях, я еле отпрыгнуть успел. С отцом ее, Александром Тимофеевичем, я ни разу еще очно не встречался. Впечатление произвел самое благоприятное. Такой седоватый морщинистый колобок лет пятидесяти с лишним. А мама Лены, как увидела меня, сразу улыбаться начала, сбросив обеспокоенное выражение лица.

– Здравствуйте. Извините, что не подхожу – сами понимаете.

– Да уж, угораздило вас, – угрюмо сказал Томилин. – Не повезло.

– Да все в порядке будет, вот увидите, – попытался успокоить я их.

– Мы там вам еды привезли, – начала рассказывать Клавдия Архиповна, – чтобы отметить было чем. Телевизор отец приволок.

– «Юность», хоть и маленький, но показывает – о-го-го, – не удержался от похвальбы Томилин. – Ленка знает, что там к чему. Ладно, неси свои ветки, с Новым годом тебя.

– И вас с праздником! – крикнул я и побежал к лифту.

Глава 4

– Дорогие друзья! Кремлевские куранты отсчитывают последние минуты тысяча девятьсот восьмидесятого года.

Причмокивающего Брежнева удалось включить в самый последний момент – «Юность», которую привезли родители Томилиной, все никак не хотела настраиваться, пришлось закреплять антенну за окном. На улице выла вьюга, снег слепил глаза.

– Уходящий год вобрал в себя многое: были в нем трудности и огорчения, были и успехи и радости. Но провожаем мы его с добрым чувством. В год славного ленинского юбилея советские люди поработали самоотверженно и вдохновенно…

– Неужели ему не могут в ЦКБ сделать нормальный зубной мост? – Лена внимательно смотрела выступление генсека, можно сказать, внимала каждому слову.

Брежнев и правда говорил невнятно, выглядел откровенно плохо. Сколько ему еще осталось? Чуть больше года. В ноябре теперь уже следующего, восемьдесят второго, начнется гонка лафетов, после Брежнева умрут Цвигун, Суслов…

– В этой пятилетке сделан крупный шаг в развитии экономики. Повысилось благосостояние народа. Более пятидесяти миллионов человек справили новоселье…

– Его на сильное снотворное подсадили плотно. – Я хлопнул пробкой шампанского, разлил символически шипучку по обычным стаканам: бокалов у меня дома не было. – Поэтому и дикция нарушилась.

– Откуда ты это знаешь?

– У нас на курсе девочка учится, а у нее папа в ЦКБ работает.

– Что за девочка? – Томилина ревниво на меня посмотрела, не выдержала, ущипнула за ляжку.

Мы валялись на матрасе абсолютно голыми – сразу после возвращения от Шишкиных я предложил произвести взаимный осмотр на предмет менингококковой сыпи. Процедура слегка затянулась, финал вышел бурным – Лена даже несколько раз ударилась головой о стену. Одеваться после секса было откровенно лень, да и праздничной одежды с собой у Томилиной не было. Остались голыми. Подруга сначала стеснялась, но потом привыкла, даже не боялась подходить к окну, благо метель скрывала все лучше любой шторы.

– Какая тебе разница? – Я ущипнул докторшу ответно. – Неужели ты меня ревнуешь?

– Вот еще! Это меня все ревнуют!

– Ты про своего бывшего?

– Да. – Томилина тяжело вздохнула. – Следил за мной, буквально ни на шаг от себя не отпускал.

– Поэтому вы развелись?

– Я не хочу про это! Давай не в Новый год… Вон уже куранты бьют.

Мы начали дуэтом считать удары, на последнем, двенадцатом, чокнулись, поцеловались. Жадно набросились… нет, не друг на друга, а на пирожки и салаты. Типичное новогоднее трио: мимоза, оливье и шуба. Я, правда, жадность тут же умерил: не хватало еще из-за такой ерунды запороть финал нашего опыта.

– М-м-м, как вкусно. А у тебя мама хорошо готовит.

– Это папа. У него настоящий дар, мог бы стать отличным поваром. – Лена отложила тарелку. – Слушай, если Брежнев так плох, он и умереть может!

– Ждать недолго, – покивал я.

– И кто же вместо него будет?

– Андропов.

– КГБ? Может, это и к лучшему: наведут в стране порядок.

– Андропов и сам плох. У него почки отказывают. Пересадку первому лицу делать не будут, сама понимаешь – операция сложная, исход не очевиден, он сам на такое не пойдет. А искусственная почка – не выход, она проблему не решает. Вот и получается, что если залез на самый верх больным, то надежды не остается.

– Это тебе Шишкина сказала?

– Лен, какая разница кто? Важно то, что нормальной власти теперь не будет. Сначала чехарда умирающих дедов, потом, бабке не ходи, в ЦК решат, что нужен молодой, перспективный. Под которого не надо сразу бронировать место у Кремлевской стены. И это, чую, может плохо кончиться.

– Почему?

– Молодой решит реформировать Союз. Покатается по западным странам, посмотрит, как шоколадно там живут. Вот и захочет так же.

– Разве это плохо? На Западе и правда хорошо живут. Богато, безопасно. Вон у тебя «Волкман» лежит. Не у нас сделали! Или вон твои джинсы. «Левайс»?

– Да, американские. А плейер – японский. Лен, дело же не в шмотках.

– А в чем?

– В том, что рынки все поделены, и встроиться в глобальный миропорядок можно только донором. Наша плановая экономика, конечно, отстой – неповоротливая, заточена на ВПК, но и рыночных отношений у нас нормальных не будет. Разреши частную собственность, открой биржи, вот буквально все скопируй с Запада – и получится ужас и ад кромешный.

– Странный у нас разговор выходит на Новый год… – Лена прикусила губу, протянула мне стакан. Я налил еще по глотку шампанского, разложил оливьешки.

– И почему у нас не может получиться, как на Западе? – Томилина отпила шипучки, облизала язычком пухлые губки. Мой взгляд скользнул ниже, к высокой груди, торчащим соскам…

– Смотри в глаза, Панов! – Подруга опять ущипнула меня.

– Лен, пойдем погуляем, – взмолился я. – Новый год же! Небось народ уже на улицах.

– Во-первых, метель. Во-вторых, у нас карантин. В-третьих, мне интересно, почему у нас не может быть, как на Западе! Сказал «А» – говори «Б»!

О как все разложила по пунктам…

– Ты видишь яркую витрину. А что за ней? Вот честно. Все устроено именно так, как рассказывает Бовин в