— Сержант, прочтите все, что вы сейчас написали.

— Я едва успеваю, сэр, — отозвался сержант с некоторой досадой в голосе. — «…Хэрри, я виновен. Я не убивал его, но я случайно сам обвинил себя». О, черт! Простите, мой карандаш сломался. Слишком много приходится записывать.

Инспектор вздохнул:

— Вы видите, что в результате прозвучит на суде, мисс Бинг. Нужно полностью восстановить картину происшедшего, а не предъявлять суду самообвинения вашего отца. Позднее все будет фиксироваться в протоколах, и уже ничего нельзя будет опровергнуть.

— В протоколах? — в ужасе повторила я.

Инспектор кивнул:

— Пришли результаты вскрытия. Сэр Бэзил умер от удара тяжелым предметом по голове — у него перелом черепа. По сообщению констебля Купера, рядом с телом лежала железная балка длиною два фута и весом несколько килограммов. Она была в крови, и на ней обнаружены отпечатки пальцев мистера Бинга, согласно заключению экспертизы.

— Конечно, их там не могло не быть — ведь я к ней прикасался, — воскликнул отец. — Я несколько раз брался за нее руками, пока она подпирала декорации. Я всегда так делал, когда готовился к репетиции. Я обдумывал участь несчастного Лира, его отчаяние, страдания, ужас перед преследовавшей его злой судьбой…

— Вы использовали эту балку, чтобы убить сэра Бэзила, мистер Бинг?

— Да нет, конечно! Я об нее споткнулся, когда отступил от тела. Там была лужа крови, целое море. Невыносимое зрелище! — Он раздраженно пожал плечами и нахмурился.

— Вы успеваете записывать, Твитер? — уточнил инспектор.

Сержант уже заточил карандаш и теперь усердно царапал по бумаге, кивнув в ответ.

— Что вы имели в виду, когда назвали сэра Бэзила «надутой раскрашенной бабенкой»?

— Я так сказал? Не помню.

— Так сказала Марина Марлоу. Вы имели в виду гомосексуальные наклонности сэра Бэзила, о которых вам было известно?

— Не провоцируйте меня, инспектор. Меня не интересовала личная жизнь Бэзила.

— Благодарю вас, сэр. Думаю, нам необходимо отложить этот разговор до завтра. Мисс Бинг, я сейчас позвоню и скажу, чтобы вас и мисс Петрелли отвезли домой.

Я не сразу вспомнила, кто такая мисс Петрелли. Затем очнулась и поняла, что речь идет о Марии-Альбе. Но я вовсе не успокоилась за время этого свидания — наоборот, двусмысленное поведение полицейских внушило мне еще большую тревогу.

— Ты не хочешь что-нибудь передать маме? — спросила я отца.

— Скажи ей, чтобы она держалась молодцом. Все будет в порядке. Скоро все прояснится, в самое ближайшее время…

Мария-Альба крепко держала меня за руку, когда мы с ней шли по темному коридору.

— Вы его очень поддержали, — раздался рядом голос инспектора Фоя, — он немного пришел в себя, и вам тоже стоит успокоиться.

Я не знала, что ответить ему — ведь он только что говорил, что считает моего отца повинным в убийстве, и я смотрела на него как на своего врага. А теперь он снова обращался со мной по-дружески — тепло и открыто.

Мы втроем вышли на улицу, где нас ожидала еще одна неприятность: там оказалось полно репортеров, вспышки фотокамер сразу же ослепили нас. Все это привело в смятение Марию-Альбу, и мне пришлось взять ее за руку и вести за собой, пока сержант Твитер разгонял назойливых журналистов, расчищая нам дорогу. Наконец мы добрались до машины. Но среди наших преследователей нашлись даже такие, кто не давал мне захлопнуть дверь. Пришлось отбиваться от них всерьез.

В машине Мария-Альба вновь почувствовала себя дурно — она никак не могла прийти в себя, страшно напуганная набросившимися на нас людьми. Зная, что нужно делать в таких случаях, я отыскала в сумке успокоительные таблетки и заставила ее выпить целых три штуки. Всю дорогу я держала ее за руку, уговаривая не обращать ни на что внимания, — только так я обычно утешала ее в неприятные минуты.

Мои мысли и чувства смешались, и от всех впечатлений теперь осталась только безмерная усталость. Я думала об отце, который находился в заточении, вероятно ощущая себя глубоко несчастным и покинутым всеми, лишенным привычной аудитории зрителей и слушателей.

Мы переехали мост, а в салоне машины по-прежнему царило молчание. Я не могла поверить, что инспектор Фой считает моего отца виновным. Собирался ли он всерьез расследовать это дело или же имел намерение поскорее собрать какие-нибудь улики и на этом завершить свою работу? В ту минуту я впервые задумалась о том, сколько людей находятся в тюрьме, обвиненные в преступлениях, которые они не совершали. Через четверть часа мы уже были в Блэкхэте, и сержант Твитер спросил меня:

— Мисс Бинг, есть ли тут другая дорога? Лучше подъехать со стороны запасного входа. Эти подонки, — он смущенно кашлянул, — простите, я хотел сказать — представители прессы, уже собрались у вашего дома.

Я посмотрела в окно и увидела толпу людей у ворот нашего дома. Мой брат стоял, окруженный ими со всех сторон, и с удовольствием принимал картинные позы, пока его фотографировали. Я объяснила, как подъехать со двора, но не успела помочь Марии-Альбе выбраться из машины, как услыхала громкий крик Твитера:

— Торопитесь мисс, я задержу их!

Мы выскочили из машины и пробежали в ворота, сразу же затерявшись в лабиринте Лавди и побежав к дому. Я тут же заперла за собой входную дверь.

— Madre di Dio! (Матерь Божья!) — пробормотала Мария-Альба. — Sono lе pene dell' inferno! (Я просто в ад какой-то попала!)

И она вовсе не преувеличивала.

Глава 5

— Извини, я больше не могу продолжать этот разговор… — Брон остановился перед дверями столовой, чтобы прикурить сигарету. Было уже очень поздно. — Я и не знал, что ты успела стать Гретой Гарбо, но они и мною весьма интересовались. Они стояли у ворот несколько часов. Кто-то должен был к ним выйти.

— Разумеется… — Я старалась сохранять спокойствие, хотя страшно устала, к тому же болел синяк над глазом. — Не будем об этом. Ты вообще понимаешь, что произошло? Папе грозит пожизненное заключение, а ты несешь какую-то чепуху о своей карьере.

— Неужели? — На лице Брона появилось искренне удивление. — Действительно, ужасно. Я чего-то не понимаю.

— Я вижу, что лишь мне понятно, что случилось. — В эти мгновения он меня безумно раздражал, но я слишком любила брата и не могла осуждать его, потому, немного успокоившись, добавила: — Дело серьезное. Ведь известно, что папа ненавидел Бэзила, и теперь все думают, что это он размозжил ему череп.

— Да нет, этого быть не может!

— Вот в этом-то и проблема: он находится под подозрением, потому и арестован.

— Нелепость!

— Совершено верно, — согласилась я, немного обрадовавшись, что хоть