на мысли, что надеется встретить её здесь И тогда он сразу видел спутанные золотистые волосы, смешной вздёрнутый нос… На днях он зашёл в институт по делам — надо было взять информацию о начале учебного года, — и в вестибюле увидел Валю. Она сидела на диванчике, низко склонившись над книгой. «Физическая химия», — прочёл Виктор на обложке.

Валя встретила Виктора, не проявив удивления:

— К нам? По делам?

Виктор объяснил.

— Вы всё для газеты? — спросила Валя.

— Да, — ответил Виктор и, вспомнив недавний глупый эпизод в сквере, прибавил: — Тогда я только начинал, а сейчас вот… развёртываюсь.

— Это очень интересно — в газете?

— Очень! — так искренне вырвалось у Виктора, что Валя улыбнулась, сморщив нос.

Виктор заговорил о приезде Козловского:

— Помните, вы хотели в театр… Я могу достать билеты.

— Билеты? — переспросила Валя. И вдруг, что-то решив, сказала:

— Хорошо, покупайте…

— Три? — поднялся Виктор.

— Н-нет, почему? Два…

— А Сергей?

— Сергей?.. Он не сможет…

— Значит, два? — Виктору показалось, что он задал этот вопрос чужим голосом.

— Да, да, два, — торопливо промолвила Валя. — Вы позвоните, когда купите, в комитет комсомола, меня позовут…

И мысли об этом непонятном и волнующем разговоре путались с громовым возгласом Рубина:

— Женись… Обязательно женись…

Ещё одним, кто часто появлялся у Михалыча, был тот узколицый человек в тщательно выутюженном сером костюме, который в первый день прервал беседу Виктора с Кузнецовым. Это, как уже знал Виктор, был сотрудник отдела культуры и быта редакции Игорь Студенцов. Он часто писал в газеты о театре, о художниках, вообще об искусстве.

Присаживаясь на диван, Студенцов предварительно осторожно подтягивал брюки, чтобы они не смялись, и, далеко отставив папиросу, зажатую двумя пальцами, пускал в потолок голубоватые кольца — большое, меньше, ещё меньше…

Говорил Студенцов исключительно с Михалычем, словно больше никого в комнате и не было. Говорил об актёрах, о театральных делах, слова его были хлёстки, сравнения метки и уничтожающи. Острые глаза Студенцова при этом суживались, тонкие губы чуть белели. В такой манере чувствовалась уверенность человека, твёрдо убеждённого в непогрешимости своих суждений, и Виктор испытывал подсознательное желание подражать ей, так она была выразительна и эффектна.

Когда Михалыч начинал спорить с ним, Студенцов мягко улыбался, как улыбаются неразумным детям, и говорил:

— Всё это, дорогой, далеко не так, как вам кажется. Нельзя смотреть на мир через радужные очки… Многое далеко не совершенно…

И Виктор думал, что проницательный Михалыч на этот раз заблуждается, защищая человека, которого так остро и беспощадно обрисовал Студенцов…

Каково же было удивление Виктора, когда Студенцов остановил его однажды в коридоре и, очень ласково поздоровавшись, пригласил к себе в кабинет.

— Курите? — спросил он и выбросил на стол две пачки: — «Беломор» или «Казбек»?

— Всё равно, — несколько растерянно проговорил Виктор.

— Ну да, — задумчиво заметил Студенцов, — вы в том счастливом возрасте, когда не имеют ещё любимого сорта папирос.

Напоминание о возрасте слегка покоробило Виктора, но Студенцов смотрел на него попрежнему дружелюбно:

— Я, собственно, вот вас зачем… Как ваши успехи? Говорят, вы за короткое время отлично преуспели на нашем поприще?

Виктор неопределённо качнул головой.

— Может быть, пора подумать о большем? — по обыкновению пускал Студенцов кольца в потолок. — Напишите что-нибудь для нас, покрупнее, не всё же вам погрязать в информации…

Предложение это подняло Виктора в собственных глазах. Как-никак, на него обратил внимание такой человек, как Студенцов. Он не будет бросаться похвалами впустую…

Причины и следствия

Виктор не ошибся: он действительно привлёк внимание Студенцова. Ещё до вчерашнего дня тот не выделял его из общей безликой массы безусых юнцов и барышень, с которыми так много возился Михалыч и которые несли ему бумажки, нацарапав на них что-то этакое… Но когда вчера Студенцов услышал, как Михалыч расхваливал редактору способности Тихонова и как редактор дал согласие принять того в штат редакции, этот молодой человек перешёл в категорию интересующих Игоря людей…

Ещё с детства установилось у Студенцова ревнивое отношение к тем, кто мог как-нибудь заслонить его. Маленький Игорь, сын видного инженера, был полновластным хозяином в доме. Няням его не раз приходилось ползать по полу, собирая осколки стаканов, которыми швырял в них в припадке раздражения мальчик. Домработницы у Студенцовых менялись часто, опять-таки из-за Игоря: мать считала, что дело именно в них, а не в сыне, — грубые женщины, по её мнению, не понимали впечатлительной натуры её Игоря. В играх мальчик не мог удовлетворяться ролью рядового участника. Хорошо развитый физически, он главенствовал среди сверстников, и горе было тому, кто смел ему перечить.

То же самое было и в школе. Правда, здесь стало труднее: не только силой, но и многим другим можно было выделиться в классе. Игорь умел настойчиво и терпеливо добиваться, чтобы его соперник был унижен. Студенцов щеголял в бархатных курточках со всевозможными хитроумными застёжками, в отлично сшитых дорогих костюмчиках. Заштопанная рубашка вызывала у него истерику. Игорь располагал немалыми карманными деньгами, на завтрак он приносил такие вкусные вещи, что у его соклассников текли слюнки. Поэтому Игорю легко было зло высмеять заплату на пиджачке своего соседа или кусок чёрного хлеба с маслом, завёрнутый в старую газету.

И всё же в классе не считали Студенцова плохим, потому что он нередко делал очень широкий жест — собирал гурьбу ребят и вёл их на свои деньги в кино да там ещё угощал всю компанию мороженым. Это признавали доказательством его щедрости, но Игорю просто приятно было видеть, как зажигаются благодарностью глаза одноклассников, и чувствовать, что они от него зависят.

Учителя замечали, конечно, дурные стороны характера Студенцова, но жалобы их натыкались на глухую стену: мать считала, что это делается лишь из-за желания принизить способности и тонкость натуры её сына.

Так длилось до тех пор, пока не произошло следующее. С ранних лет Игоря обучали игре на фортепиано. Мальчик несомненно обладал слухом, и нередко, когда в доме собирались гости, мать с гордостью подводила сына к инструменту. После долгих уговоров Игорь, наконец, соглашался сыграть и потом со снисходительной улыбкой выслушивал аплодисменты взрослых. Позднее Игорь стал посещать музыкальную школу. Там занимался и один из его соклассников, тоже даровитый мальчик. Оба шли первыми, и педагоги пророчили им большую будущность Приближалась детская олимпиада, тот и другой готовились к ней. Но, очевидно, подготовка Игоря оказалась слабее, — заниматься чем-нибудь долго и усидчиво было вообще не в его обычае, — на олимпиаде он получил только вторую премию. Удар по его самолюбию был очень чувствительным. Игорь всю ночь проворочался в постели, строя жестокие планы мести. Наутро, явившись в