* * *

СПУСТЯ неделю после возвращения из Рима я встретился с Имоджен. Я говорю «встретился», но это в некотором роде преувеличение. Будет правильнее сказать, что я замечал ее то тут, то там возле дома, примерно как орнитолог-любитель замечает зяблика в своем саду. Каждый раз, когда я подходил поближе, чтобы получше ее рассмотреть, вы обе улетали.

И вот теперь я смотрел на крупный план, и мне не нравилось то, что я видел. Что случилось с другими твоими друзьями? Куда делась, например, Холли? Мне очень нравилось слушать ваш струнный дуэт, когда вы вместе занимались. Или та девочка с конюшни. Эбигейл, да? Такая душевная старомодная девчушка, которая всегда с удовольствием заходила в магазин. Она мне всегда казалась милой.

Это были прилежные, одухотворенные девочки. Именно те друзья, которые оправдывали для меня расходы на твое обучение.

Имоджен была совсем другой. Я не мог объяснить, в чем была ее инакость, но очень хотел в этом разобраться.

– Ты, наверное, Имоджен? – сказал я, обращаясь к скрытому за челкой лицу, когда встретил вас обеих на лестнице.

– Наверное, – ответила она в пол, а ты посмотрела на меня тем безжалостным и уже отработанным взглядом, словно я нарушил некий тайный договор, просто назвав твою подругу по имени.

Она знала о том, что случилось в Риме? Понятия не имею, что ты рассказала ей обо мне, и о чем вы вообще разговаривали в твоей комнате. Музыка заглушала ваши голоса – видимо, в этом и был ее смысл.

Ты вообще читала ту философскую книгу, которую я подарил тебе на день рождения? Если да, то ты должна помнить притчу Платона о пещере. Так вот, я скажу тебе: быть родителем – означает постоянно находиться внутри этой пещеры в попытках распознать тени на стене. Тени, имеющие смысл лишь отчасти, потому что их с легкостью можно понять неправильно. Ты никогда не знаешь наверняка, что именно происходит в том мире, который твой ребенок скрывает от тебя. То, что ребенок рассказывает – это лишь тени на каменной стене, тени, которые нельзя точно интерпретировать, пока не выйдешь на свет.

– Теренс? – Синтия звала меня в магазин. – Теренс? Теренс!

Понимаешь, я решил поступить именно так. После поездки в Рим я решил перестать верить твоим словам и начать верить только своим глазам.

– Мы уходим, – сказала ты тем вечером в среду.

– О, – ответил я. – Можно узнать, куда?

– Теренс! – крикнула Синтия, срываясь на театральный вопль.

– Минуту! – крикнул я в ответ. И потом снова тебе, уже мягче. – Куда?

– По магазинам, – коротко ответила ты, тем тоном, к которому я уже привык.

– Ладно, – сказал я. – Ладно.

Я видел, что ты ждешь продолжения. Возражений, что ли. Но я ничего не добавил.

– Мы вернемся, – сказала ты. – Позже.

«Когда?» – вот что ты ожидала услышать. Но я сказал: «Хорошо».

Выражение неповиновения, с которым ты нахмурила лоб, сменилось легкой озадаченностью.

– Ну ладно, – сказала ты почти вопросительно. – Тогда… пока.

– Конечно. Пока. До свидания, Имоджен.

Вы ушли, а я смотрел, как вы выходите за дверь, в пугающий день.

Я побежал в магазин.

– Синтия, ты можешь еще минутку тут побыть? Я быстро.

Твоя бабушка одарила меня одним из своих неумолимых взглядов. Сжатый, морщинистый рот в сочетании с этими глазами когда-то принесли ей роль Гедды Габлер.

– Теренс, где ты был? Я тебя звала. Пришла миссис Уикс, хочет поговорить.

– Я был наверху. Слушай, мне надо выскочить ненадолго.

– Но Теренс!..

Я вышел из магазина и последовал за вами, выбрался из пещеры антиквариата на свет. Вы прошли по Блоссом-стрит, через крепостные стены и вниз по Миклгейт. Я держался на расстоянии, когда вы зашли в магазин одежды. Я затаился, когда вы, переходя дорогу, повернули головы в мою сторону. Вы меня не заметили.

Дальше вы отправились через реку и по Усгейт. Я наткнулся на Питера, викария, и он просто завалил меня мягкими улыбками и словами ободрения. Спрашивал, как мы справляемся.

– Нормально, – ответил я, хотя, полагаю, мой встревоженный взгляд через его плечо свидетельствовал о другом. – Правда, справляемся. Бывают тяжелые деньки, но…

Тут я увидел, что вы поворачиваете налево, скрываясь из виду.

– Слушайте, я прошу прощения, Питер, но я ужасно спешу. Поговорим в другой раз.

Я пробежал по Парламент-стрит и увидел две компании ребят, болтающихся вокруг скамеек у общественных туалетов. Ближайшая ко мне группа состояла из парней, рассевшихся на своих недвижимых велосипедах. Некоторые стояли: ели чипсы, сосали сигаретки, что-то писали в телефонах. Все одеты в то, что так нравилось Рубену. Кроссовки, спортивные костюмы, лица скрыты бейсболками или капюшонами. На секунду в голову вернулось теплое покалывание.

Я узнал одного из них, того мелкого пацана, которого тошнило на асфальт, когда погиб Рубен. Он толкнул локтем своего друга и кивнул в сторону другой компании. Тот парень, стоящий ко мне спиной, обернулся с улыбкой. Он смотрел, а улыбка угасала. Это был он. Это был Денни.

Я проследил за его взглядом. Рассмотрел вторую группу. Парни со странными стрижками, наряженные участниками Французской революции. Довольно пухлая девочка с нарисованной на щеке слезой, как у Пьеро. Футболки с мрачными рисунками и готическими надписями. «Раскаяние». «Муки сна». «Клеопатры». «Дщери Альбиона». «Инструкции к моим похоронам». Юные Бодлеры, подключенные к музыкальным устройствам или поедающие бейглы с начинкой.

Мое сердце замерло, когда я увидел в самом центре тебя.

Вокруг твоей красоты роились парни, как я и боялся. Один из них энергично болтал с тобой и Имоджен.

Мне показалось, что он старше остальных – тощий, затянутый в черное и, несмотря на погоду, в кроваво-красном шарфе. У него было длинное, бледное, костлявое лицо и сонные глаза. Лицо мертвеца, как выразился бы Диккенс. Что он такого сказал, что вы обе засмеялись? У меня все зудело – нет, горело – от желания узнать.

Чуть подальше, в вашей же компании, стоял еще один парень. Я его вроде бы узнал, но не понял, кто это. Высокий, полный мальчишка, громко старающийся влезть в разговор. Блондин с розоватой челкой и в очках с толстыми стеклами. Потом до меня дошло. Это был Джордж, сын миссис Уикс.

До недавних пор он всегда приходил в магазин по субботам вместе с матерью. Я так долго не мог сообразить, кто это, потому что Джордж Уикс всегда казался мне тихим и прилежным ребенком. Несмотря на его габариты, было несложно представить, как его дразнят из-за запаха изо рта и скромного поведения. Тот факт, что его отец – школьный учитель, никак не облегчил ему участи. Я помню, как однажды убеждал Рубена поговорить с ним: Джордж учился в Сент-Джоне классом старше, но твой братец как обычно нашел отговорку и ускользнул (я вспомнил письмо, которое нашел в его рюкзаке. Видимо, Рубен избегал Джорджа, потому что ненавидел мистера Уикса. Или, возможно, из-за преданности своему клану. Я не знаю. У меня нет ответа).

Я подумал, знает ли миссис Уикс, с кем якшается ее сын. Знает ли она, что ее сын-астматик курит. Что бы она сделала, если бы обо всем узнала?

Но, в общем, вот он, громкий и разбитной, пытается завладеть твоим вниманием, как и все