А в городе-то черниговцы все в церковь собрались, молятся, причащаются, с родными прощаются, собираются на татар идти.

Подъехал Илья, слез с коня, привязал его к столбу и вошёл в церковь. Смотрят на него черниговцы, дивуются:

— Откуда ты, молодец, взялся, как к нам в город через силу несметную татарскую мог пробраться?

Перекрестился Илья, поклонился на все четыре стороны, говорит:

— Эй вы, молодцы добрые, куда сбираетесь, о чём тужите, плачете, молитесь?

— Аль не видел, витязь, что вокруг нашего города облегла несметная сила татарская?.. Не совладать нам с ними, на верную смерть идём.

Усмехнулся Илья, проговорил:

— Не поздно ли собрались, добрые люди? Вы взойдите на стену, гляньте в поле чистое, не лежат ли силы несметные?

Побежали черниговцы на стену, глядят в поле и очам не верят: усеяно поле мёртвыми татарами!.. Ни один не привстанет, не подымется, вся сила татарская побита, как один человек.

Бросились черниговцы к удалому богатырю, несут ему хлеб-соль, дары великие, серебро, золото, скатный жемчуг, дорогие ткани разноцветные.

— Добрый молодец, могучий витязь, ты скажи, как тебя звать-величать? какого ты роду-племени? Прими наши дары, хлеб-соль нашу малую, на твоей великой заслуге бьём тебе челом, просим мы у тебя одной милости: ты останься у нас жить воеводою, будем мы тебе служить верой-правдою, будем слушать приказа твоего богатырского.

— Зовут меня Ильёю Муромцем, а родом я из села Карачарова, не могу я быть воеводою, надо мне поспешить в стольный Киев-град к Светлому Солнышку князю Владимиру; покажите-ка мне туда дорогу прямоезжую.

Переглянулись черниговцы, призадумались.

— Есть от нас к Киеву дорожка прямоезжая, да нельзя по той дорожке ехать; тридцать лет по дорожке той не езжено, не хожено, залегли тою дорожкою болота-топи глубокие, да широкая река Смородина, быстрая, бурливая, что ни броду, ни проезду, да ещё за рекою Смородиною свито гнездо соловьиное, засел в нём Соловей-разбойник, нет мимо него ни конному проезду, ни пешему проходу, всех он убивает своим свистом. Ездим же мы, витязь, в Киев окольною дорогою, хоть она и вдвое дальше, да зато вернее. Поезжай-ка, удалой молодец, дорожкою окольною, прямоезжею дорогою пойдёшь на верную смерть, несдобровать твоей головушке от этого свисту соловьиного…

Разгорелось у Ильи сердце богатырское:

— Мне ли, молодцу, бояться свисту соловьиного, рыканья звериного? Я пойду в Киев прямою дорожкою, я очищу дорожку ту вплоть до самого Киева.

Вскочил Илья на своего коня: взвился конь под облака, и след простыл.

Доскочил конь до реки Смородины: течёт река Смородина широкая, бурливая, струйки её изменчивые, воды опасливые; приостановился бурушка, махнул хвостом, взвился выше леса стоячего и одним скачком перепрыгнул реку.

Сидит за рекою Соловей-разбойник на девяти дубах, что вершинами в небо упираются; не пролетит мимо него ни пташка малая, ни сизый орёл, не пробежит мимо тех дубов ни зайка-горностайка, ни вепрь, ни буйный тур, ни медведь косолапый — все его посвиста боятся: никому умирать не хочется.

Как завидел Илья Соловья, припустил коня и подскакал к дубам. Зашевелился Соловей, засвистал во весь свой мощный свист, зашипел по-змеиному, заревел по-звериному, так что конь у Ильи на коленки пал. Осерчал богатырь на своего коня, бьёт его плетью по тучным бёдрам, сам приговаривает:

— Травяной ты мешок, не богатырский конь, волкам тебя отдать на съедение, не слыхал ты, что ли, писку птичьего, не слыхал шипу змеиного, испугался рёву звериного?!.. Видно, надо уж мне, витязю, нарушить завет родительский, окровавить свою стрелу калёную!..

Вынул Илья тугой лук из налучника, вставил калёную стрелу, наметил в Соловья — взвилась стрела, попала разбойнику прямо в правый глаз, а в левое ухо вылетела. Свалился Соловей с дуба комом, подхватил его Илья, связал путами сыромятными, привязал к левому стремени. Глядит на него Соловей, молчит, не смеет слова вымолвить.

— Что глядишь на меня, Соловей-разбойник? — спрашивает витязь. — Али русских богатырей не видывал?

— Ох, попал я в руки крепкие, — простонал Соловей, — не уйти мне из этих рук могучих, не видать мне вольной волюшки.

Поехал Илья с Соловьём к Киеву, а под Киевом у Соловья другая застава — подворье его Соловьиное. Стоят Соловьиные палаты белокаменные, двор на семи столбах, на семи верстах, вокруг железный высокий тын, а на каждой тынинке по маковке, на каждой маковке по голове богатырской. Посреди двора три терема златоверхие, верхи с верхами свивались, потолки с потолками сливались, крылечки с крылечками сплывались, а промеж теремов сады были рассажены зелёные, с цветами лазоревыми, красивыми. Под теремами залегали погреба глубокие, а в них было много несчётной золотой казны награбленной, много всякого богатства, добра наворованного. Жила в этом подворье семья Соловьиная: молодая его жена, да дочери-паленицы удалые, да мужья их, зятья Соловьиные, все богатыри сильные, могучие.

Как завидел Соловей своё гнёздышко насиженное, забился в тороках, [9] так что путы затрещали, и взмолился Илье:

— Бери, богатырь, всё моё подворье великое, бери мои палаты белокаменные, возьми и всё добро, всю казну мою несчётную, отпусти только меня на волю-вольную, дай ты мне покаяться, замолить грехи мои тяжкие.

Молчит Илья, не слушает мольбы Соловьиной, а сам прямо к его подворью едет.

Завидели его в окна дочери и жена Соловья. Старшая дочь и говорит:

— Вон наш батюшка едет, чужого мужика везёт у стремени, и глаз ему вышиб.

А жена Соловья взглянула и ахнула:

— Ой ты, дочка неразумная, не батюшка ваш мужика везёт, а едет богатырь русский, везёт вашего батюшку в тороках, у стремени.

И взмолилась она зятьям:

— Зятья наши любезные, дети милые! Бегите скорее в погреба глубокие, несите злата, серебра, каменьев самоцветных, сколько захватится, выходите к богатырю, встречайте его с почестью, просите, упрашивайте, низко кланяйтесь, чтобы отпустил он вам вашего батюшку, чтобы не казнил его лютою смертью.

Упёрлись богатыри, не слушают матери:

— Уж и нам ли семерым не совладать с одним витязем? Уж и нам ли его не осилить? Обернёмся мы чёрными воронами, заклюём его, освободим отца…

— Ох вы, дети неразумные! Ваш отец не вам чета, да и то к богатырю в полон попал, где же вам с богатырём справиться?

Не послушались её зятья-сыновья, не вышли встретить витязя, а старшая дочь, Пелька, к воротам подкралась, ухватила подворотню на цепях, железную, в девяносто пуд, и стала поджидать Илью. Как въехал Илья в ворота, увидал её с подворотнею, дал ей замахнуться, заскрипела подворотня, полетела в Илью, а он отмахнул её своею рукою богатырскою, и попала подворотня в Пельку, убила её до смерти.