Год назад в квартире дома Гладковых прогремел выстрел. Взрослые и дети заполонили лестничную клетку, взволнованно спрашивали, в чем дело.

– Это у Зыковых, – первой сообразила Оля, указывая на дверь, где проживал получивший квартиру военный капитан с супругой.

Словно в подтверждение ее слов, дверь распахнулась и на лестницу с ужасным воплем выскочила бледная растрепанная Зоя, жена капитана, в ночнушке и папильотках. Истошно крича, она кидалась на стены, хватала людей за грудки и вообще выглядела как помешанная. Соседи, войдя в квартиру, увидели на кровати труп хозяина, а рядом, на полу, – пистолет, по всей видимости, выпавший уже из мертвой руки.

Акимов поежился, вспомнив эту картину. Зоя Зыкова, полуголая, как будто не соображала, где она и кто все эти люди, водила пустыми глазами, истерично икала и отталкивалась руками, так что Вере Вячеславовне понадобилась помощь соседей, чтобы накинуть на нее халат.

На допросе Зыкова показала, что в тот вечер они были в гостях на именинах, затем выпили еще дома, и она, Зоя, легла отдельно на кушетку, потому что капитан был сильно пьян.

– Зачем же вы еще-то усугубили? – деликатно попытался уяснить Акимов, но она лишь руками развела:

– А что поделаешь? Муж в последнее время выпивал, были претензии по службе, начались болезни, к тому же он сильно храпел…

Она снова завыла, да так по-бабьи, что пришлось прервать допрос.

Вскрытие показало, что причиной смерти капитана стало сквозное ранение в область правого виска. Убитый был правша, вокруг раны ясно были видны ожог и частицы пороха у входного отверстия. Это убедительно подтверждало, что выстрел был сделан в упор. Экспертиза подтвердила и тяжелую степень опьянения покойного.

Все это воспринималось как пустая формальность – и так было понятно: напился и застрелился.

– А причины? – недовольно спросил Сорокин у прокурора.

– Бытовое пьянство, морально-нравственное разложение, проступки по службе, – с нетерпением отозвался тот. – Сорокин, что тебе еще надо? Конец года, между прочим.

И дело прекратил.

Вот почему Акимов удивился, обнаружив однажды практикантку изучающей это самое прекращенное дело.

– Сергеевна, тебе что, делать нечего?

– Есть, – возразила она, что-то черкая пером на бумаге, – и тут тоже.

– В каком смысле?

– В таком, что мы как-то моментально схватились за версию, что он покончил с собой, подсунутую вдовой убитого.

– Убитого? – удивился Акимов.

Сергеевна подняла глаза и твердо повторила:

– Убитого.

– С чего ты взяла?

– О, это долгая история, – с некоторой издевкой начала Сергеевна, – вы, например, знаете, что Зоя, погоревав всего-то полгода, вселила в квартиру некоего товарища Аркадия из снабжения войсковой части, в которой служил ее супруг?

– Нет, не знал. И что?

– Допустим, это ни о чем не говорит, – согласилась практикантка, – она – женщина еще молодая, чего бедовать одной? Однако в некрасивом деле с пропавшими продпайками, которое пытались повесить на Зыкова, фигурировал в том числе и этот товарищ Аркадий. Это, как говорится, раз.

– Ну-ну, – усмехнулся Акимов, но Сергеевна и ухом не повела.

– Вот вам и два: товарищ Аркадий, как сообщила его жена…

– …то есть как – жена?

– Именно. Ради Зои он бросил жену с двумя детьми, двух и четырех лет. Так вот, брошенная жена товарища Аркадия утверждает, что он… простите, ее лексика, «путался» с этой дамочкой со времени рождения младшей дочки. То есть целых два года. Устойчивая связь. Так?

– Так.

– После того как товарищ Аркадий обосновался в квартире Зыкова, Зоя бросила работу, соседи – Гладковы, Соколовы, Масальские и прочие – отмечают, что у нее появились замашки состоятельной дамочки. А уж как ее разнесло!

– Забеременела?

– Отъелась, – прямо заявила тощая Сергеевна. – А теперь о главном.

Она, придвинув листок, снова принялась чертить какие-то оси, давая пояснения по ходу:

– Тут входное отверстие, вот выходное, следовательно, пуля имела уклон вот под таким градусом…

Акимов с уважением смотрел на эти вычисления и терпеливо ждал, когда ему пояснят, в чем смысл. Сергеевна, осознав, что ее выкладки не воспринимаются, сказала прямо:

– Если принять за исходное то, что Зыков находился в положении лежа, то мне, для того чтобы поверить в то, что он сам, своей правой рукой, застрелился, не хватает сантиметра.

– Всего-то? – съехидничал Акимов.

– Целый сантиметр, – ответила Сергеевна. – Необходимо эксгумировать труп.

– Тебе надо – ты и занимайся.

И она занялась. На изумление, Сорокин весьма заинтересовался ее выводами и всецело подключился к решению вопроса. Это оказалось непросто, поскольку бедного Зыкова хотя и не похоронили за оградой – все-таки двадцатый век на дворе, – но могила его была сильно запущена. Так и лежал он – хуже собаки, даже без таблички с именем и номером.

В общем, на основании новых осмотров, вычислений, экспертиз и экспериментов, кропотливого восстановления наиболее вероятной траектории полета пули стало совершенно очевидно, что Сергеевна со своей геометрией попала, что называется, в яблочко. Сантиметра, а точнее восьмидесяти семи с половиной миллиметров, не хватало для того, чтобы Зыков на самом деле мог застрелиться. Дальнейшие детали – приглашение Зойки, разговор с ней, предложение посчитать самой, наконец, предъявление результатов исследований – были уже делом техники, которую Сорокин взял на себя. Сергеевна наотрез отказалась в этом участвовать.

– Противно, – заявила она, – готова понести наказание за непослушание.

Конечно, никому и в голову не пришло наказывать практикантку.

Припертая к стенке Зойка призналась, что и вправду сошлась с товарищем Аркадием, который вертел темными делами по снабжению воинской части, неплохо на этом наживаясь; созналась, что Зыков постепенно начал это подозревать, а заодно и прозревать, и как она хладнокровно разыграла самоубийство несчастного капитана, предварительно как следует его напоив.

Товарищ Аркадий занял твердую позицию: нет, об убийстве он ничего не знал. По итогам тщательного расследования так и оказалось. Правда, возмездия он не избежал: в скором времени ему пришлось сесть уже по поводу хозяйственных махинаций.