Шрифт:
Закладка:
В темноте из-за напрасности составленных планов пришла злость, бессильная, колючая, и Киоре дернулась, откинув полу плаща. Доран оторвался от книжки:
— Вы по-прежнему переживаете из-за источника? Даже если мы не встретим на пути ни одного монастыря, не нужно паниковать. Я отправил все нужные письма, и, надеюсь, по возвращению в Ройштален нас будут ждать ответы. В том числе и ответ из монастыря Ратаалада.
— Я не паникую, ваше сиятельство. Я немного встревожена и взбудоражена историями про Спящих богов. А еще тем, что уже ночь, а мы в пути…
Дорога вилась невообразимыми петлями, и карета ехала невероятно медленно, такой маршрут путал, пугал — а вдруг заблудились, вдруг где-то повернули на ложную колею? Началась вьюга, залепила снегом окно, и в щели стало поддувать еще сильнее.
— Здесь темнеет рано, час еще не поздний. Мы вскоре прибудем в деревню, где остановимся на ночь.
Доран посмотрел в окно, а Киоре отметила неуверенный тон, как будто он сомневался, будет ли сегодня финал пути, или им так и придется тащиться в экипаже сквозь тьму, куда-то туда, к неизвестности.
— Вон и огни, — с облегчением сказал Доран.
На горизонте виднелись желтые точки, вскоре карета свернула — они исчезли где-то впереди, стали маяком для кучера.
Постоялого двора в Тротте не было, его заменяла изба древней, как мир, старухи, куда селили любых путников независимо от их статуса.
— Закройте лицо чем-нибудь, — посоветовал ей Доран. — И не представляйтесь никому.
Кучера отправили на сеновал, а их проводили в тесную комнату, где спать полагалось либо на полу, либо на составленных вместе сундуках, накрытых тряпьем. Спать на печи с хозяйкой избы не претендовал никто — лысеющая, одноглазая, с бородавчатым носом она напоминала злобного духа, а не человека.
— Коль пожрать хотите, к Тади топайте, у меня харчей нет! К Тади — эт дом напротив, она уж у нас хлебосольная хозяйка! — проскрипела старуха. — Только, коль пойдете, дверь плотно закрывайте за собой, чтоб не сквозило!
— Как далеки отсюда балы в столице, — шепотом сказал Доран, а Киоре фыркнула.
Она первой вышла из избы, первой постучалась в дом напротив — открыли им сразу же, словно ждали.
— Доброй ночи, путники! Уж коли к старухе кто-то прибыл, то ко мне всегда идут за едой, так что проходите, устраивайтесь, сейчас из печки и достану вам поздний ужин!
Тади оказалась дородной, низкой женщиной лет тридцати пяти или чуть больше, румяной, с белозубой улыбкой. На столе возле печи мгновенно появился огромный горшок, тарелки и ложки, в которые она споро наложила огромные порции.
— Три медяка за ужин с вас, гости дорогие. А коли денег нет, то слюни глотайте и топайте на мороз!
— Вот тебе пятнадцать медяков, но состряпай нам и завтрак, Тади, и с собой еды упакуй, — Доран отдал женщине горсть монет, и та сверкнула счастливой улыбкой.
— Хорошие вы гости! Уложила б вас у себя, а не у старухи нашей, если б не муж и брат — они уж скоро из шахты придут, спать без сил завалятся!
На столе появились кружки с дымящимся травяным настоем. Тепло печи, запах дерева, запах вкусной еды, теплого хлеба, добрая хозяйка — эта атмосфера укутывала, отогревала любое сердце. В таких домах всегда всё ладилось, и все беды оставались за порогом, где-то в темноте и сумраке, не омрачали жильцам вечера.
— Куда ж вы едете, господа? Чего увидеть желаете дальше? Там уж поселения закончатся, еще два, и всё, край! — она села за стол напротив Дорана и Киоре, подперла руками подбородок, такая простая, бесхитростная в своем любопытстве.
— Мы на север по делам приехали, — осторожно начал Доран, — да все вокруг говорят о деревнях замерзших, вот и решили съездить посмотреть.
— Ну и глупые! Сгинете там, плохое место, — Тади покачала головой. — Но люди вы взрослые, не мне вас отговаривать. Только знайте, то промысел иных сил, с которыми человеку вовек не совладать!
— Спасибо за предупреждение, но мы всё равно поедем, — сдержанно ответил Доран.
— Дело ваше. Ну, ешьте пока, а я пойду фонари зажигать.
— Фонари? — переспросила Киоре.
Нигде по дороге она не увидела фонарей, как в столице.
— Видать, впервые вы на севере, — улыбнулась Тади, надевая полушубок. — Коли интересно, идите за мной, тайны в наших обычаях нет!
— Идите, — кивнул ей Доран.
У дороги при въезде в деревню стояла странная конструкция, которую Киоре в темноте приняла за раскидистое дерево. В «стволе» находилась лестница, и Тади, поманив ее следом, взобралась наверх. Там, достав что-то, она зажгла свечу в подставке, и Киоре зажмурилась: огонек отразился в множестве стеклышек, закрепленных на тонких прутках, которые в темноте она приняла за ветви.
Таких свечей оказалось три, и еще больше, еще ярче зажглись, поймав отсвет, стёкла.
— Для чего это? — спросила Киоре, подойдя ближе к Тади.
— А смотрите!
И она указала вдаль. Там, посреди темноты, загорелась россыпь золотистых точек.
— Это у шахты зажгли, — пояснила Тади, смотревшая на огоньки с необыкновенным теплом.
— Чтобы рабочие дошли сюда?
— Что ты, ночью без нужды никто не ходит, но если понадобится… То да, фонари помогут не заблудиться… Но мы их зажигаем для духов-хранителей. Они в шахтах предупреждают об обвалах или потопах, помогают отыскать жилу новую.
— Но зачем огни?
— Хранителями становятся души тех, кто погиб в шахте. Огнями мы им говорим, что верим в их помощь, что никогда не забудем. Им приятно, а нашим мужчинам и работать легче, когда духи задобрены! Да еще и приятно знать, что дома тебя ждут!
Ночевка в избе старухи на сундуках Киоре не понравилась: казалось, на полу было бы намного удобнее, чем на резных крышках, впивавшихся в бока и спину, несмотря на покрывала.
И именно поэтому, напрасно промучившись всю ночь, Киоре досыпала в карете, тем самым избавив себя и от общения с Дораном, и от всех тревожных мыслей о том, как бы пробраться в монастырь Ратаалада.
Карета вильнула, заржали кони, и Киоре, проснувшись мигом, в последний момент ухватилась за спинку сиденья, чтобы не свалиться.
— Что случилось? — высунулся наружу Доран, как только экипаж остановился.
Ответа не последовало. Герцог вышел из кареты и замер, вглядываясь
