Шрифт:
Закладка:
Поразмышляв, пан Янек решил, что это, наверное, древний способ лечения ран, известный только князьям Пожарским. Известно, что род этот очень старый и ведёт своё начало от самого легендарного Рюрика, а тот, судя по былинам, знался с волхвами. Любивший узнавать всё новое лях не поленился, подошёл к Петру и стал помогать тому перевязывать раны, а заодно поинтересовался, что за траву прикладывает княжич к ране. Оказалось, обычный подорожник – трава, известная в Польше как бабка. Таких раненых, которым княжич решил оказать помощь, было четверо. Помогая отроку, Янек решил, что выбраны они правильно: раны хоть и глубокие, крови много натекло, но все поверхностные, внутренние органы не задеты, могут и выздороветь.
Закончив с ранеными, пан Заброжский отправился ловить коней, надеясь найти что-нибудь интересное в седельных сумках. А Пожарский теперь уже по-настоящему пошёл пытать пленных. Матка Бозка, что за отроки подрастают в Московии!
Потом был военный совет. Отрок опять собрал всех стрельцов в круг (странная манера!) и рассказал, что узнал от татей при пытке. В десяти верстах на полночь лежит село Мстёра, в нём сейчас тринадцать казаков, четверо из них – в дозорах. Сам атаман Иван Сокол и двое его подручных, скорее всего, бражничают. Ещё пять десятков казаков выступили в поход: тати решили покуситься на святое и разграбить женский монастырь в двух днях пути на восход. Отбыли они два дня назад и вернутся, наверное, не раньше, чем дня через три (день – на разграбление да дня два-три – на обратную дорогу, чай гружёные пойдут).
Пожарский предлагал, как стемнеет, напасть на село, по дороге вырезав дозоры. Пленные покажут, где стоят секреты и где в селе гулеванит атаман с ближниками. Их спящими повязать, убивать нельзя: те под пытками должны показать, где зарыли казну. Потом уже пройтись по селу и прибить оставшихся шестерых станичников, ну или, если повезёт, взять и повязать спящими. С военной точки зрения план был неплох. С другой стороны, он был просто чудовищный: не честная рыцарская схватка, а тихое подкрадывание в ночи, аки тати, и вырезание спящих. Нет, эти русские ни разу не рыцари. С ними нельзя воевать. Никаких законов чести не блюдут.
Оказывается, думал так не только он, пан Янек, но и ещё несколько стрельцов.
– То есть вы хотите помереть, сражаясь не с врагами отечества ляхами и шведами, а глупо погибнуть в стычке с татями, аки пьяницы в кабаке? – зыркнул на них отрок, и возражающие потупились.
Вопрос покоробил пана Заброжского: живя больше года среди московитов в спокойном Владимире, он уже стал забывать, что война идёт вовсю, поляки зорят пограничные городки, несколько раз уже королевич Владислав подходил к самой Москве, и сейчас он пробивается к ней снова. Он ещё не считал русских своими. Если вот этот отрок с сотней стрельцов попроворнее вмешается в затянувшуюся на десятилетие свару, поляки быстро закончатся. Спаси их, Матка Бозка.
Через полчаса обоз уже сворачивал на дорогу, ведущую к селу Мстёра. Пленных связали (вездесущий княжонок сам всех проверил и двоих перевязал понадёжнее), положили на телеги, раненых тоже связали, а ведь могли бы и заставить поклясться честью, что не убегут. Он бы, как шляхтич, так и поступил.
За обозом теперь шёл целый табун коней: два десятка пристяжных стрельцов и девять казацких. Пан Янек видел, как княжичу передавали монеты, найденные у татей, целый мешочек получился, не меньше двухсот рублёв. Вот это добыча! Как только Пожарский её делить будет? Пока тот молчал.
Рядом с княжичем на своём коньке ехал один из татей со связанными руками, он должен будет за версту до секрета предупредить отрока. Смотрелся казак на мелкой степной кобылке рядом с бояричем, восседавшем на дестриэ, откровенно смешно. Шляхтич почувствовал гордость за польских великанов, будто сам их выращивал.
Десятник стрелецкого полка Козьма Шустов считался одним из опытнейших в полку Афанасия Левшина. Всего ведь чуть больше седмицы назад он готовился с полком выступать под Коломну, осаждаемую ляхами. И тут ему передают приказ со всем десятком, да ещё и с десятком Афанасия Бороды, сопроводить сынка князя Пожарского в новые вотчины, в далёкий Нижний Новгород. Да беречь парнишку пуще глазу, бо тот больно горяч. С одной стороны, не меньше месяца дорога в оба конца, может, и отобьют к тому времени поляков, с другой – что он, нянька для сопливых княжат? И ведь так думал Козьма всего седмицу назад.
Это был не княжонок. Злой, хитрый, изворотливый, бесшабашный, удачливый их полковник Афанасий Левшин был дитём неразумным по сравнению с Петром Пожарским. Этот пацан был ловок как бес. Лучший, сколько себя помнил Козьма, кулачный боец в полку Фома Исаев продержался против отрока несколько ударов сердца, он летал по воздуху и сучил ножищами от одного прикосновения пацана. Потом княжич выиграл в поединке с двумя лучшими сабельными бойцами Владимира, да ещё и переманил одного с собой. Лях десятнику откровенно не нравился, прямо выплёскивался из него шляхетский гонор, но на первом привале Пожарский проверил того в деле, и на учебных саблях пан Янек легко уложил двоих лучших из стрельцов.
Сам бой с татями Афанасий почти и не застал. Из тридцать одного матерого бойца в живых, когда они подскакали, осталось семеро, и те уже сдались. По словам же участвовавших в бою получалось, что малец завалил восьмерых, а остальных принудил к сдаче. Про допрос и вспоминать не хотелось: так себя тринадцатилетние отроки вести не должны.
Сейчас они стояли в версте от казацкого дозора и ждали. Ждали, когда княжич вырежет секрет и подаст им знак трогаться дальше. Это был бред: не десяток стрельцов, а один отрок пошёл снимать, как он выразился, дозор. Десятник почему-то не сомневался, что Пожарский секрет вырежет. Ну, вот и сигнал.
Обоз тронулся дальше. Впереди – два десятка стрельцов с поляком, за ними – телеги с припасами, пленными и ранеными. Минут через пяток доскакали до рощицы у поворота дороги, дальше уже виднелось село. Сумерки уже сократили видимость до минимума, но дымки из труб, запах навоза, сносимый как раз в их сторону, и кукареканье петухов ясно указывали, что вот оно, село Мстёра. Казачков княжич не убил: застав сонными, оглушил и связал. Что только делать с такой прорвой пленных, коих уже больше полудюжины?
Пётр между тем дал команду всем спешиться и повёл троих ранее отобранных стрельцов за собой, сначала, правда, объяснив десятникам их задачу:
– Мы пройдём вдоль леса вон к той избе, – княжич указал на неказистую халупу. – К ней огородами примыкает вон тот большой дом местного старосты, в нём, по словам казаков, и расположился атаман с ближниками, их я возьму сам, мне не мешайте. Вы заходите вон в тот дом кузнеца, на отшибе, и узнаёте, где эти шесть казаков, в каких домах, идёте туда как можно тише. Можно татей сразу рубить, но если спят пьяные, то вяжите; больше чем по трое в дом не лезьте, только мешать друг другу будете.
И ушёл, слегка пригибаясь, вдоль леса.
Афанасий разбил свой десяток на тройки, одного стрельца как раз боярич и увёл. Дом кузнеца встретил тишиной, собака не брехала, значит, не было. Сам кузнец был на конюшне, задавал корм пегой кобылке. Увидев стрельцов с взведёнными арбалетами, перекрестился и выдохнул: