неадекватном или плохом. До тех пор пока у него есть такое представление о себе, или пока он оценивает свое существование так, кажется почти невозможным ощутимо помочь ему в решении его основных эмоциональных проблем (хотя, вероятно, можно временно отвлечь его от них различными способами). Следовательно, основной целью интенсивной, глубинно-центрированной психотерапии обычно является помощь клиенту в изменении самооценки и приобретении того, что обычно называют уверенностью в себе, чувством собственной значимости или силой эго.

Рационально-эмоциональная терапия предполагает, что существуют два основных подхода, которые могут помочь клиенту приобрести самоприятие. Один подход — грубый, а другой — тонкий. Грубый подход должен вынудить клиента поверить, что он «хороший» или «значимый» как личность, но не потому, что он успешно справляется с чем-нибудь или его одобряют другие, а просто потому, что он существует. Более тонкий подход приводит человека к мысли, что у него нет необходимости оценивать себя или измерять свою значимость вообще. В этом случае от человека требуется принять тот факт, что он существует; что для него лучше жить и получать удовольствие, чем умереть или испытывать боль. Клиенту доказывают, что он может получить больше радости в жизни, если будет оценивать исключительно свои черты и поступки и не будет беспокоиться относительно оценки своего так называемого Я. Как только клиенту помогают стать терпимым ко всем людям, включая себя, и прекратить присваивать им любые общие шаблоны, у него проявляется философское решение проблемы личностной ценности и он может по-настоящему принимать себя, а не оценивать. Тогда он будет рассматривать себя не как хорошего или плохого человека, а как личность с удачными и неудачными чертами. Он по-настоящему примет свою человеческую сущность и перестанет требовать совершенства от других.

3. РАЦИОНАЛЬНО-ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ПОДХОД И ДРУГИЕ ВИДЫ ТЕРАПИИ

Рационально-эмоциональная терапия контрастирует с психоаналитической, бихевиориальной и другими видами терапии по теории, методам и эффективности. Психоанализ обращает пристальное внимание на опыт раннего детства, однако классический фрейдизм практически никогда не добирается до основополагающей причины эмоциональных нарушений человека. Если же психоаналитику это случайно удается, то он предоставляет человеку слишком мало информации для того, чтобы помочь ему устранить эту причину и, таким образом, стать по-настоящему спокойным и невраждебным и достичь максимальной самоактуализации. Хотя психоанализ утверждает, что лечит скорее глубинные проблемы человека, а не просто симптомы, он фактически действует наоборот, иногда давая человеку возможность снизить симптоматику. Однако психоанализ редко позволяет человеку понять и оказать сильное сопротивление своим глубинным, порождающим беспокойство стремлениям. Что еще хуже, он побуждает клиента сосредоточиться на огромном количестве не относящейся к делу информации о себе, поощряет его продолжительную зависимость от аналитика и внушает ему ряд очень сомнительных утверждений по поводу оснований и причин его поведения. Психоанализ уводит клиента именно от тех поступков, которыми он может помочь себе — от работы над научным исследованием и оспариванием своих иррациональных установок относительно самого себя и мира и от стремления вести себя иначе, а не в той снисходительной и распущенной манере, как он позволял себе делать в прошлом и позволяет делать в настоящем.

Психоанализ не вносит большого вклада в терапию. Вместе с наивным бихевиоризмом он предполагает, что события и переживания имеют величайшее значение в жизни человека, что человек не может избежать травматического состояния, вызванного неприятными событиями раннего детства, и что если он полностью понимает происхождение этих событий, он преодолеет их пагубное влияние. На самом деле, как продемонстрировал Эпиктет около двух тысяч лет назад, люди не беспокоятся о событиях, которые происходят с ними, а беспокоятся относительно своего взгляда на эти события. Люди имеют для внешних стимулов особый вид воспринимающего аппарата, что позволяет им создавать радости или травматические переживания в связи с событиями, которые они переживают. Фактически, их «жизненный опыт» содержит и стимулы, и ответные реакции. Если бы люди были, скажем, марсианами или жителями Венеры, а не Земли, они бы без сомнения обладали совсем другим «жизненным опытом», а не таким, как в условиях приучения к пользованию горшком, при отвержении матерями или при угрозе неодобрения со стороны отцов.

Человек изначально является реагирующим или творческим индивидуумом. Он не только воспринимает внешние и внутренние стимулы, но он при этом размышляет или выдвигает общие идеи относительно них. Кроме того, человек находится во власти своих собственных выводов и принципов и он воспринимает последовательные стимулы (или, если хотите, «жизненный опыт») в искаженном и индивидуально интерпретированном виде. Таким образом, он постоянно осуществляет свои собственные ответные реакции. Конечно, они не полностью принадлежат ему самому (так как его подталкивает или мотивирует в некоторой степени природа самих стимулов), но частично проистекают из его собственной предрасположенности к сильному предубеждению (или к тому, что многие психологи иногда относят к «эмоциям» человека).

Более того, когда человек испытывает серьезные психологические расстройства, то он едва ли чувствует себя обеспокоенным, потому что он рождается с чистой психикой, которая затем травмируется событиями его раннего детства. Наоборот, кажется, что человек рождается с различными способностями, в том числе и со склонностью к размышлению и необдуманным поступкам и, таким образом, к превращению себя в плохо адаптированного индивида. Эти врожденные биологические и социальные способности включают в себя, помимо многих других, склонности к сильному гедонизму, гипервнушаемости, величию, сверхбдительности, экстремизму, чрезмерному обобщению, принятию желаемого за действительное, инертности, неэффективному сосредоточению внимания и трудностям в установлении различий. Кажется, что практически все люди сильно обременены этими склонностями; и не важно, как их воспитывали, они едва ли могут помочь себе, испытывая беспокойство или тревогу. Хотя Фрейд отмечал этот факт, особенно в своих взглядах на «принцип удовольствия», он почему-то упускал его явную связь с эмоциональными нарушениями, которые он упорно продолжал связывать с событиями и переживаниями раннего детства человека, вместо того чтобы связывать эмоциональные нарушения с ранними или более поздними интерпретациями этих переживаний человеком.

Наивные бихевиористы совершают ту же самую ошибку. Они рассматривают ряд стимулов и «обусловленные» реакции, которые следуют за предъявлением этих стимулов (8). Однако они делают неверное заключение, что стимулы вызывают ответные реакции. Очевидно, что более важной «причиной» является способность реагирующего человека к обусловливанию. Если бы он не был способен действительно реагировать на 81, 82, 83 и т. д., тогда бесконечное количество предъявлений стимулов едва ли повлияло бы на него. Даже знаменитая собака Павлова, когда она слышала звук колокольчика, предшествующий ее кормлению, не приобрела бы обусловленную реакцию слюноотделения только потому, что у нее была врожденная способность реагировать на пищу. Очевидно, она также имела врожденную способность слышать звук колокольчика