вон там, добро пожаловать, приятель.

После сытного обеда Саша сподобилась лишь на пиццу, в то время как мужчины заказывали все новые и новые блюда, периодически заставляя девушку попробовать то одно, то другое блюдо из их тарелок.

Больше всего ее удивило, что в середине зала был накрыт большой стол со всевозможными бутербродиками, и все это предоставлялось гостям траттории бесплатно.

Она давно знала разницу между брускеттой и кростини — кростини обжаривают с оливковым маслом, а брускетту сухой и поливают маслом позже — но определяла их исключительно размером. Кростини всегда были небольшими кусочками хлеба в отличии от солидных ломтей брускетты, да и на закуску обычно всегда подавали кростини. Но сегодняшние бутербродики были большого размера, хотя явно обжарены уже смоченными маслом.

— Ты никогда не слышала о кростони? — удивился Роберто. — А еще называешь себя тосканкой в душе! Это очень старая традиция, именно кростоне подавали гостям тосканских заведений бесплатно перед началом трапезы, причем именно в такой форме свободного буфета. Я тебя удивлю! Здесь в Тоскане мы реже говорим о брускетте, это скорее южный вид закусок. А от кростини, которые мы всегда подаем перед едой, наши тосканские кростони отличает что?

Саша пожала плечами.

— Ну неужели ты не видишь разницы? Кростини подаются обжаренными, с уложенными на них потом всяческими ингредиентами. Кростони запекаются в печи уже с начинкой, с овощами, с разными колбасами и ветчинами, но обязательно с сыром. Все запекается вместе!

Все блюда из меню были очень вкусными, и спутники девушки не отказывали себе в удовольствии попробовать всего понемногу.

Спагетти с помидорами, чесноком и маслом были настолько простым блюдом, что Саша удивилась, их наличию в меню, но чуть не съела всю порцию в тарелке Роберто. Она вспомнила, что однажды он рассказывал ей о любимой пасте — готовила эту пасту конечно домоправительница Фиона. Тогда он назвал простейшие ингредиенты: помидоры и базилик, и сказал, что это блюдо, приготовленное с любовью, вкуснее любых изысков. Сегодня Саша убедилась в его правоте.

Она увлеклась «дегустацией» и даже попробовала кусочек мяса в каком-то необыкновенном зеленом соусе, которую взял Роберто, и запеченный картофель, поданный Гильермо.

В конце ужина ей не позволили вынуть кошелек:

— Тут все невероятно дешево, не обеднеем.

Пока они рассчитывались и обнимались с хозяином, Саша вышла из дверей траттории на площадь, пытаясь поймать сеть мобильной связи. Рядом стоял один из посетителей, вышедший покурить на свежем воздухе. Увидев Сашины безуспешные попытки, он улыбнулся:

— Мы потому сюда и приезжаем, синьора! Здесь нет мобильной связи, и можно хотя бы ненадолго забыть о суете современного мира.

* * *

Дождя не было, и Саша со спутниками медленно пошли вниз, к машине, наслаждаясь тихой ночью. Даже Гильермо молчал, но, как оказалось, не долго.

— А почему они в церкви окна забили? — вдруг спросил профессор, указывая на небольшую старую церквушку, чьи окна и двери действительно были забиты крест- накрест деревянными балками, а некоторые даже замурованы кирпичами.

— Первый раз вижу, — удивился граф.

— Вампииииры! — с диким воплем, чуть не перебудившим всю округу, Гильермо бросился бежать вниз с холма. Выглядел кругленький, но при этом элегантный, невысокий профессор настолько комично, что Саша, смеясь, припустила за ним.

— Дети малые! Ненормальные! С кем я связался! — но и Роберто побежал вдогонку, еле удерживаясь от смеха.

Они остановились у заброшенного на вид старинного здания, под увитым облетевшим плющом каменным балконом. Тучи совсем разошлись, и на темном небе засияла луна.

— Но что за блеск я вижу на балконе?

Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!

Стань у окна, убей луну соседством;

Она и так от зависти больна,

Что ты ее затмила белизною, — неожиданно продекламировал Роберто.

Саша тут же встала под балконом в романтическую позу, закатила глаза и напрягла всю свою память, чтобы достойно ответить:

— Кто это проникает в темноте

В мои мечты заветные?

Неизвестно, что ответил бы граф, но между ними уже появился невысокий толстенький силуэт, сжимающий в руке подобранную на земле палку на манер шпаги:

— Почти светает, шел бы ты подальше!

— Ээээ это слова Джульетты! — хором воскликнули Роберто и Саша, и, подхватив Гильермо под руки с обеих сторон, отправились к машине. То, что все трое моментально начали цитировать Шекспира, объединило их больше, чем совместный ужин.

Тучи снова закрыли луну, и начал накрапывать дождик, пока темная машина медленно, словно нехотя, пробиралась по темным дорогам среди тосканских холмов.

Роберто включил радио и в машине зазвучал хрипловатый голос:

— Что есть любовь? Безумье от угара,

Игра огнем, ведущая к пожару.

Воспламенившееся море слез,

Раздумье — необдуманности ради,

Смешенье яда и противоядья.

Они ехали молча, слушая музыку, в мягкой пелене дождя, пока впереди не появились темные силуэты дворцов, башен и крепостных стен Кастельмонте.

Город спал, нигде не горели огни. Выйдя из машины, они остановились у дверей замка, и Гильермо распахнул объятия, традиционно троекратно расцеловав Сашу:

— Все было здорово. Я рад знакомству, увидимся! Мне туда, — он махнул в сторону одного из дворцов в конце улицы, где снимал апартаменты.

Саша с такими же объятиями повернулась к Роберто, но граф тут же отступил в сторону:

— Разве мы прощаемся? Ты же не уезжаешь. Иди спать, я поставлю машину, заберу свои вещи, и вернусь в эту часть замка. Не хотелось бы оставлять тебя одну.

— Ой, да, пожалуйста! — мысль о том, что она останется совершенно одна в старой части замка, пусть даже запертая на ключ, вызвала у Саши настоящую панику, и она чуть снова не кинулась на Роберто с объятиями.

— Я вернусь. Если что, кричи, я услышу, главное не бегай по коридорам в простыне, и не завывай как привидение.

— А что, это было бы даже интересно, — тут же включился Гильермо

— Да я скончаюсь от сердечного приступа, я привидений боюсь, — обрадовал владелец старинного замка, — иди, кивнул он Саше на дверь, я запру входные двери, пока ставлю машину, спокойной ночи.

Саша впервые в своей жизни поднималась по лестнице в пустом замке в абсолютном одиночестве, да еще и в полночь. Ее тень пугающе мелькала в старых зеркалах по обе стороны длинного коридора с закрытыми дверьми, ведущих в комнаты. Неожиданно она поймала взгляд темноволосой женщины, пристально смотрящей на нее из мутноватого зеркала и чуть не заорала во весь голос. Ноги стали ватными, руки похолодели. Девушка тут же сообразила, что в зеркале отразился портрет, висящий на стене в конце лестницы, но руки, пока она открывала дверь своей комнаты, тряслись, и она еле