— Другие знают, что мы здесь?

— Не знаю. Я никого не видела.

Между сигналом бедствия и исчезновением Уиллы прошло не так много времени, но это был беспокойный день, и я не должна была быть здесь. Предполагалось, что я «догоню» остальных, как только закончу свое задание. Кто-нибудь в конце концов поймет, что меня нет, но к тому времени будет слишком поздно. Я прижимаю руку к крышке гроба.

— Как ты меня сюда затащила?

Я потираю ушибленный, ноющий лоб. Все, что я помню, это… ах да. Боже, как глупо с моей стороны.

— Затащила тебя, — голос Марисоль очень тихий, как будто она боится, что кто-нибудь нас подслушает. — Что нам теперь делать? — обеспокоенно спрашивает она.

Понятия не имею. Но у меня всегда есть план, так что нужно что-то придумать. Я ломаю голову, пытаясь понять, как мы можем выпутаться из этого. Если корабль в огне, мы не можем выйти из капсулы. Я думаю обо всех взрывчатых веществах в дальнем конце корабля, на мостике. Возможно, именно они вызывают грохот, который обрушивается на наш маленький гроб и заставляет все это и мои внутренности дрожать. Я вдыхаю, но запаха дыма нет, только слегка потный запах Марисоль и ее испуганного тело, прижимающегося ко мне. У меня раскалывается голова и здесь так тесно, что хочется вырваться. Здесь слишком тесно, слишком темно, слишком мало места, чтобы дышать. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Ладно. Хорошо. Быть в этом гробу — это хорошо. Мы не сгорим заживо. Это бонус. Но мы должны выбраться отсюда. Я не знаю, как долго мы сможем оставаться на дне океана в этой штуковине, но, думаю, воздуха хватит ненадолго, и мы сняли с капсулы так много деталей, что я удивлена, что хотя бы крышка осталась на месте. Хотя, по одной проблеме за раз. Я снова прикасаюсь к крышке, и она кажется прохладной. Либо мы хорошо изолированы, либо в грузовом отсеке пожара нет. Хотя не знаю. Конечно, в какой-то момент придется рискнуть, но сейчас я хочу продумать остальную часть плана.

— Нам нужен способ выбраться с корабля.

— Ло? — шепчет Марисоль дрожащим голосом. — Что мы можем сделать?

Как ни странно, услышав ее страх, я воодушевляюсь. Хорошо. Ей нужно, чтобы я была сильной и решительной, и я буду такой.

— Давай все обдумаем, — я стараюсь говорить спокойнее. — Ты передвинула гроб? Или мы все еще в грузовом отсеке?

— Все еще в грузовом отсеке.

— И ты сказала, что выход с корабля был в огне?

Я думаю о длинном трапе и чувствую ее кивок.

— Я не понимала, что происходит, пока все не заволокло дымом. К тому времени было уже слишком поздно. Я думала закричать, но… — она вздыхает. — Вместо этого я спряталась.

Я похлопываю ее по руке.

— Все в порядке. Мы выберемся из этого.

— Хорошо, — говорит она мне более спокойным голосом, как будто мои слова обеспечили наше спасение.

Так что я просто должна стать спасителем.

— Мы в одном из гробов в передней или задней части? Интересно, как далеко мы от взрывов или вообще сейчас находимся в огненном аду.

— Эм… в задней, я полагаю.

Я пытаюсь вспомнить, что было поблизости. Ящики? Дверные проемы? Люки? Что-нибудь?

— Здесь есть инструменты?

— Я не брала ничего, кроме тебя, — кротко говорит Марисоль. — Не было времени.

— Все в порядке. Я просто пытаюсь во всем разобраться. Ты слышишь взрывы?

Я поворачиваюсь и пытаюсь прижаться ухом к металлическому корпусу, но не могу дотянуться, а когда Марисоль прижимается ко мне, это невозможно.

— Я вообще ничего не слышу, — признается она. — Может быть, корабль затонул и погасил пожар?

Не знаю, нахожу ли я это обнадеживающим. Если да, то это означает, что кислород, который есть в этом маленьком гробу — это все, что у нас есть… и нас двое. Даже сейчас с каждым вдохом ощущение клаустрофобии становится все больше и больше, как будто не хватает воздуха.

— Думаю, мне придется открыть гроб, — говорю я ей.

— Хорошо, — говорит она, кивая.

— Это может убить нас, — предупреждаю я. — Снаружи может не быть воздуха. Там может не быть ничего кроме воды или дыма, но мы все равно умрем, если не сможем выбраться. Я просто говорю тебе, потому что знаю, это опасно… но я знаю, что мы не можем оставаться здесь.

Ее глаза, кажется, становятся немного шире в темноте, а рука крепко сжимает мою руку.

— Если думаешь, что так будет лучше, давай.

— Не знаю, к лучшему ли это, — признаю я. — Но это то, что придется сделать. Я откраю крышку и выберусь. Ты попытаешься пригнуться, чтобы, если там вспыхнет пламя… Я замолкаю, с трудом сглатывая. — Если вспыхнет пламя, оно ударит по мне, а не по тебе.

— Спасибо тебе за то, что ты такая храбрая, — говорит она восхищенным голосом.

Хочу сказать, что я не храбрая. Я так же напугана, как и она, но один из нас должен действовать. Я просто еще раз похлопываю ее по руке.

— Будь готова. На счет три.

Пока я не потеряла самообладание.

— Раз, два, — говорю я вслух, а затем делаю долгий, глубокий вдох на случай, если он последний. — Три.

Я открываю крышку, в то время как Марисоль ждет позади меня. Крышка открывается с трудом. Я упираюсь в нее коленом, толкаю, и она наконец сдвигается. При этом что-то липкое и черное тает и оставляет после себя длинные нити, как будто между крышкой и самим гробом тает клей. Я отодвигаю крышку и выглядываю наружу. Дым, воздух кажется удушающе горячим, но кислород есть. Это не ад. Пока нет. Слышу, как вдалеке что-то горит, и от сухого горячего воздуха першит в горле. Я кашляю, садясь. В голове пульсирует жар и раздается низкий рев. Пламя? Непонятно, даже когда я переползаю через край гроба.

— Оставайся на месте, — говорю я Марисоль, будто она двухлетний ребенок, а не женщина моего возраста.

Однако, когда мои ноги касаются земли, я понимаю, что это за рев. Это вода высотой по щиколотку набегает, затапливая корабль. Она на удивление теплая, но я не знаю, то ли это от пожара, то ли из-за вши или чего-то еще. В любом случае, не радует. Я в отчаянии оглядываюсь по сторонам, поскольку льющийся рев становится громче. У нас не так много времени, прежде чем весь корабль заполнится. Я должна найти выход.

Дым валит из