Кто-то маленький? Сумел между досок протиснуться?

Я зажгла свечи, а головешку вернула в камин. Затем снова поднялась наверх под тревожным взглядом Ивонны.

Вооружившись какой-то крепкой палкой, я постаралась выломать несколько досок, перегораживающих дверной проем. И мне это удалось весьма легко.

Дерево было сухое, легкое. Гвозди со скрипом легко выдергивались из косяков, доски словно сами падали на пол.

— Пойдет топить камин! — пыхтела я, разламывая и круша. — Тут дров… на неделю вперед…

Скоро я освободила проход настолько, что смогла свободно пройти в коридор, чуть пригнувшись.

— Эй, есть кто-нибудь? — крикнула я, сунув канделябр в разлом.

Но ответом мне был только быстрый топоток удирающих ног.

— Что, еще один ребенок? — проворчала я, отважно сунувшись в коридор.

Ничего зловещего тут не было. Ну, совершенно. Только воздух спертый, душный.

— Как тут можно жить, — проворчала я, пробираясь по коридору.

— Они и не живут, госпожа, — зловеще каркала где-то внизу Ивонна. — Они же мертвые! Призраки!

Да чтоб ей, этой Ивонне!..

Странно, но тут было очень чисто. Очень.

Темные обои, поблекшие за много лет. Темный ковер на весь коридор. Темные двери из благородного дерева.

Все это было ну разве что немного запыленным. Словно горничные были немного нерадивыми.

Но дом не выглядел ни запущенным, ни захламленным.

С одной стороны, это было легко объяснить тем, что все было заколочено и закрыто. Окно в конце коридора заперто и завешено ставнями. Так что пыли просто неоткуда было просочиться.

С другой стороны… ох, уж эта Ивонна с ее страшными рассказами!

— Не ходите, госпожа! Вернитесь!

Топоток вдруг раздался за одной из дверей, и я дернулась невольно.

Оглянулась.

Эта дверь была, кажется, в ванную.

Мне показалось, что я вспомнила, как там все выглядело раньше. Вспомнила светлые занавески, вздувавшиеся пузырем на окне… начищенный до блеска медный кран и бьющую в глубокую чашу ванны струю воды…

Осторожно взявшись за ручку, я повернула ее, отворив дверь…

… И в лицо мне ударил поток свежего воздуха, да так, что погасил свечи и растрепал мои волосы.

Я моргнула со страха, но бояться было совершенно нечего.

Окно в ванну было распахнуто. Посеревшие и обтрепавшиеся от времени занавеси бились от порывов ветра.

А по подоконнику бегали, воркуя, голуби.

— Ивонна, — с моих плеч словно тяжкий груз свалился. — Нет тут никого! Ни мародеров, ни призраков! Это просто птицы! Не бойся! Разбуди Рози и поднимайтесь сюда!

***

Странно, но старый водопровод работал и сейчас.

Сначала он плюнул сгустком грязи, а потом из крана пошла вода. И чем дальше, тем чище.

Пока Ивонна карабкалась с кряхтением по ступенькам, а Рози прыгала вслед за ней на одной ноге, я успела и умыться более-менее чистой водой и оглядеться.

Проверила спальни — они тоже были пусты.

Пыльные, почти лишенные мебели, но пустые.

— Вода, — обрадовалась Ивонна, показываясь с младенцем в дверях ванной комнаты.

— Да, носить не придется, — ответила я.

— Да и небольшую комнату протопить проще, чем огромный зал! — радовалась Ивонна.

— А мне здесь нравится, — заявила Рози, крутя по сторонам головой. — И мы дому нравимся! Иначе б он нас сюда не позвал!

— Тише ты, что болтаешь! — одернула ее Ивонна испуганно. — Навлечешь беду на наши головы!

Но Рози упрямо мотала головой.

— Нет! — дерзко ответила она. — Я тоже боялась, а теперь вижу — нечего тут бояться! Это дом хороший! Посмотри, как тут светло. Разве может быть дурное место таким светлым?

Мне же на ум вдруг пришло еще одно воспоминание.

Помню, отец учил меня читать. И чтоб уроки были мне интереснее, он за успехи вознаграждал меня монетами.

За особое прилежание давал золотой. За небольшие огрехи — так и быть, серебряшку.

Ну, а если я откровенно ленилась, то наградой мне были самые старые, самые тертые и зеленые медяки.

Золото я любила. Я берегла эти монеты, складывая в копилку. Когда мы ездили на ярмарку, я сама покупала себе платья, туфли, красивые перья в шляпу.

С серебряшками я бегала в лавку со сладостями, когда мы выезжали в город.

А ненавистные медяшки, которые и в руки-то было стыдно брать, я прятала ото всех за отходившей плиткой.

Мои пальцы привычно нащупали ее, чуть нажали на край. Плитка, кувырнувшись, оказалась у меня в руке, а за ней…

— Клад, клад! — заверещала Рози, хлопая в ладоши.

Да, для нас это был настоящий клад. Наверное, дороже сережек, дороже обручального кольца с крупным камнем!

Я выгребла трясущимися руками целую горсть медяков.

Своих ненавистных, зеленых медяков!

— Это какие-никакие, а деньги, — чуть не заливаясь слезами, произнесла я. — Вряд ли какой-нибудь лавочник откажется их принять.

— Так если не надо продавать сережки, — подала голос Ивонна, — то может, я схожу? Сережки-то, люди могут подумать, что я украла. А медяки… Вряд ли кто скажет, что у меня в кармане не может быть пары монет.

— Пожалуй, так будет даже лучше, — согласилась я. — Я доверяю тебе, Ивонна. Ты даже лучше меня знаешь, что купить. А мы с Рози тогда приступим к уборке.

Ивонна поморщилась.

— Негоже знатной девице возиться в грязи, — проворчала она. — Руки портить…

— Я больше не знатная девица, — ответила я. — Забыла? Так что не переживай за мои руки!

***

Камин, который мы топили, располагался как раз под этим крылом здания. Не скажу, что мы протопили его основательно, но пол ледяным не был, да и в комнатах было заметно тепло.

Спровадив Ивонну и усадив Рози с Итаном в одной из спален на кровать, я укутала их как следует.

Поделив честно с Рози оставшийся ломоть хлеба, мы позавтракали. И оставшийся кусок сахара я Рози отдала.

— Но я слышала, — возразила Рози, нерешительно глядя на лакомство, — что бабушка Ивонна велела вам отдать его… или ребенку.

Я усмехнулась.

— Ну, во-первых, она сейчас принесет еды. Купит и принесет. А во-вторых, кто главнее, я или бабушка Ивонна?

Рози задумчиво посмотрела на меня и ответила:

— Пожалуй, все же вы. Иначе не было бы у нас этого чудесного дома.

И тотчас же с жадностью принялась грызть сахар. Бедняжка. Наверное, она и мечтать не могла, чтобы было вот так — без