которую явил старый художник, тронула его сердце. Он ощутил даже некое сочувствие к давнему знакомому. Мэтр Беру не должен обижаться: Лувр закрыт, и с этой минуты будет обыскан всякий, кто попытается выйти из музея, будь то даже куратор Лувра Жорж Бенедит, исполняющий сейчас обязанности директора.

– А самого господина директора Лувра вы обыскать не собираетесь? – несколько неприязненно поинтересовался художник.

– Это невозможно, мсье Омоль в отпуске, – суховато отвечал охранник.

– Вот оно что – в отпуске! – воскликнул мэтр Беру и, как и положено потомку д’Артаньяна, мысленно добавил к своему восклицанию тысячу чертей. – Но ведь отпуск – это хорошее алиби для того, кто собирается украсть шедевр. Во всяком случае, будь я господином директором Лувра, я бы именно так и поступил.

– Вот поэтому вы никогда и не будете директором Лувра, – грубовато отвечал охранник и строго прибавил. – Извольте, мсье Беру, следовать за мной…

Глава вторая

Два жулика, Пикассо и Аполлинер

Юная кружевница Бьянка Манчини шла к реке Арно по виа дель Моро, пожалуй, чуть быстрее, чем это позволяли приличия. Строго говоря, она уже почти не шла, она почти уже бежала по выложенной булыжником улице. Или даже не так, не бежала – она почти неслась, так что ноги практически не касались тротуара. Это был тем легче, что ветер дул попутный, и ее как будто бы саму несло вперед – только успевай перебирать стройными ножками, отталкиваясь от земли.

Если бы сейчас ее увидел кто-то из знакомых, – а в знакомых, благодаря профессии, у барышни Манчини ходила почти вся женская половина Флоренции, – так вот, если бы ее сейчас увидели знакомые, они были бы удивлены и даже слегка шокированы скоростью ее перемещения. Синьорина Бьянка неслась так быстро, как будто за ней гнались черти, сбежавшие со страшных полотен Босха или Гойи.

Как ни странно, в этом вольном сравнении заключалось гораздо больше правды, чем можно было предположить. После нелегкого рабочего дня синьорина Манчини привычным путем возвращалась домой, когда, случайно обернувшись назад, обнаружила, что ее преследует какая-то ужасная желтая рожа.

Вообще говоря, загорелых лиц во Флоренции хватает: хоть до моря и не так близко, добрых девяносто верст, но все же, синьоры и синьорины, это Италия, и надо уж очень беречь кожу, чтобы солнце не выжелтило ее до темного золота за каких-нибудь пару дней. Однако рожа, которая следовала за ней, была совершенно непохожа на обычные здешние физиономии.

Во-первых, рожа эта была прищуренная, или даже, точнее сказать, и вовсе косая, во-вторых, выражение у нее было самое дерзкое и даже, может быть, преступное.

Бьянка за недолгую пока жизнь повидала разного и всякого, однако прежде людей с такими лицами она в родном городе не встречала. Человек, который быстро шел сейчас за ней по пятам, больше всего походил на японца: он был желтым, но не таким желтым, каким бывают от загара, а желтым, как лимонный сок.

Так или иначе, синьорина Манчини почему-то сразу поняла, что преследует ее не человек, и не японец даже, а какой-то косоглазый демон – такой разбойной казалась его скуластая морда, и так страшно сверкали черные прищуренные глаза. Он был одет в элегантный оливковый костюм-двойку, но от этого казался только страшнее.

Пока она, непроизвольно ускоряя шаг, шла вниз по улице, ужасный преследователь догнал ее, приподнял шляпу и быстро сказал несколько слов на непонятном языке.

– Не понимаю, – отвечала кружевница и ускорила шаг – теперь ей сделалось по-настоящему страшно.

Увы, от назойливого демона оказалось не так просто отвязаться. Он снова догнал ее и решительно перегородил ей дорогу. Она быстро оглянулась по сторонам – как назло, ни одного живого человека. Бьянка с ужасом посмотрела на желтолицего демона: что ему надо?

– Куóрэ[2], – неожиданно проговорил тот, прижимая правую руку к груди. Потом протянул к Бьянке открытую ладонь и страстно добавил: – Амóрэ[3]!

Глаза его полыхнули темным огнем, и Бьянка попятилась. Однако такая тактика никуда не годилась: она знала, что отступать перед опасностью нельзя, иначе немедленно станешь жертвой. Очаровательная кружевница собрала в кулак всю свою волю и крикнула:

– Пошел прочь! – и для вящей убедительности даже решительно топнула ножкой.

Однако решимость ее не отпугнула демона, он, кажется, даже и не думал отступать. Преследователь сделал шаг вперед и снова прижал руку к груди, с нечистым акцентом повторяя раз за разом «куорэ» и «аморэ». Тогда Бьянка, улучив момент, ловко обежала его сбоку и пустилась вниз по улице почти бегом, моля Мадонну, чтобы та защитила ее от домогательств всех и всяческих чертей и в особенности же – чертей желтых и косоглазых.

Но, видно, у Богородицы сегодня было слишком много дел, потому что, оглянувшись на бегу, Бьянка увидела, что желтый черт догоняет ее огромными шагами. Глаза его сверкали, рот извергал непонятные слова на адском языке, на котором, видно, говорят все черти в аду.

Впрочем, понять эти слова можно было и без перевода. Стой! – кричал демон. – Стой или я убью тебя!

Но кружевница только сильнее припустилась по булыжному тротуару. Еще немного – и она добежит до дома, и скроется за прочной дверью, и там уж ни один черт не сможет достать ее, даже самый желтый и косой. К несчастью, фортуна внезапно изменила ей. Бьянка оступилась, ножка ее подвернулась, и она полетела ничком на дорогу. Однако ей повезло: в последний миг она подставила руки, так что сумела спасти лицо, но все-таки пребольно ударилась правым коленом о булыжники мостовой.

Синьорина Манчини торопливо перевернулась на спину, надеясь вскочить на ноги, но тут же в ужасе закрыла лицо руками. Желтолицее чудовище нависло прямо над ней, черные глаза сверкали, зубы отвратительно щерились. Бьянка уже чувствовала, как под его жадными пальцами рвется ее блузка, как оголяется беззащитное плечо, как он отрывает ее от земли, и она бьется в его руках, беспомощная, словно пойманная рыбка… Она уже приготовилась умереть, но тут случилось нечто удивительное и даже вовсе необыкновенное.

Краем глаза Бьянка увидела, как некто могучий и стремительный заступил дорогу желтолицему демону, и тот попятился от неожиданности и, споткнувшсь, уселся прямо на тротуар. Вспыхнувшее любопытство пересилило страх, и она убрала руки от лица.

Она ясно увидела перед собой высокого господина лет пятидесяти, одетого в серый камлотовый сюртук и такого же цвета цилиндр, его тонкая, но сильная рука сжимала изящную резную трость с набалдашником из слоновой кости. Этой тростью сейчас он упирался прямо в грудь страшному демону, который