Именно Джеро дал подружке пароль от моей локации. Мы были с ним в хороших отношениях, на него всегда можно было положиться, неплохо провести время вместе, да и просто как человек он мне нравился, если отпустить этот клоунский нрав, свойственный его юному возрасту.

Я никак не комментирую смерть Джеро среди наших общих виртуальных знакомых.

Самоубийство в наше время – самая частая причина смерти среди всего населения планеты. Люди давно не умирают естественной смертью или же от несчастных случаев и преступности. Люди умирают, потому что хотят умереть. Они делают выбор. Джеро оказался в числе тех, кто предпочел смерть. Только вот его исчезновение вызывает много вопросов.

Во-первых, минуты на его аккаунте пропали лишь спустя неделю после выключения его аккаунта. В «Элизиуме» смерть никогда не является секретом. Если игрок по какой-либо причине умирает в реальности, в игре узнают об этом сразу же. Таковы условия контракта. Здесь не должно быть мертвых аккаунтов. Ни одного. В разделе технической поддержки существует целый отдел устранения аккаунтов мертвецов. Не знаю, каким образом они выясняют, что кого-то не стало, но работают они всегда с пугающей точностью, убирая аккаунты ровно через неделю с момента смерти человека.

Обычно физические минуты (если таковые, конечно, имелись) системные администраторы отправляют пяти случайным друзьям в списке умершего игрока. Об этом всегда приходит сообщение в течение трех дней после смерти человека. Многие этому радуются. У игроков существует настоящая традиция – добавлять как можно больше друзей в свой список в надежде на то, что в ближайшее время кто-нибудь откинется. Добавляют часто случайных и незнакомых игроков. Но чтобы минуты пропадали в никуда после полнейшего обнуления аккаунта – это действительно странно.

Когда умер Джеро, я на себе прочувствовал всю мощь сплетен о том, что людей убивают через чокер, списывая все на самоубийства. Теории заговора, геноцид киберзависимых и прочие вещи вызывали у меня недоумение. Зачем создателям убивать собственных игроков? На этом держится экономика мира.

Впрочем, верить во все это сложно. Я знал Джеро в реальности, а поэтому решаю выяснить все самостоятельно, чтобы раз и навсегда положить конец слухам. Пока люди пребывают в виртуальном пространстве, ничего не зная друг о друге, сплетни распространяются довольно быстро, как снежный ком – они растут и обретают новые и все более ошеломляющие подробности, верить в которые как минимум нелогично. Мне не хочется быть в числе тех, кто ничего не знает. Совершенно.

Мы с Джеро пару раз пересекались в реальности. Жили почти в одном городе – я в центре, он в пригороде. Чтобы доехать до него, нужно было брать скоростной поезд, идущий по самой нижней линии, тот, что не пересекал высотки. Заблудиться в этой сетке было проще простого, ведь я был в пригороде от силы дважды, когда-то давно в детстве.

Обычно Джеро сам приезжал в город. Ему нужно было починить чокер – индикатор, определяющий состояние тела, завис на красном свете, а я знал, как это работает, поэтому помогал Джеро, не беря с него денег. В конце концов, я и правда считал его своим другом. Мы с ним были совсем разными – он всегда казался жизнелюбивым, болтливым, неугомонным, много шутил, попадал в различные неприятности по собственной глупости, а я наоборот – всегда сдерживал эмоции, говорил мало, имел странное чувство юмора. В общем, он скорее был мне как младший брат, за которым нужно было присматривать.

По пути в пригород я наблюдаю за постепенно исчезающими эстакадами, небоскребами, пролетающими мимо машинами. Казалось, я совершенно не чувствую грусти. Будто Джеро и не умирал вовсе. Хотя нет. Это неправильное объяснение. Я спокойно принимаю его смерть, но она не кажется мне трагичной или печальной. Умер мой друг, так внезапно, но почувствовал ли я от этого опустошение и боль? Нет. Я не чувствую вообще ничего. Мне даже не страшно признать, что я ощущаю полнейшие безразличие.

Дверь открывает его младший брат, на вид ему лет четырнадцать, а может и меньше. Невысокий, худощавый парень, с Джеро у него нет ничего общего, либо я просто не помню его лица, чтобы сравнить. Я заранее написал его брату, что хочу приехать, на что он ответил согласием и сказал, что лучше будет зайти, когда родители будут на работе. Из-за смерти сына, понятное дело, они были подавлены и не желали видеть непрошеных гостей.

Дома тихо и темно. Заваленный каким-то хламом коридор кажется еще теснее из-за сломанного электро-велика, кухня довольно убогая, три комнаты, одна из которых принадлежала Джеро, располагаются чуть дальше.

– После того, как мы нашли его, в комнате ничего не трогали, – без эмоций в голосе информирует меня младший брат, открывая дверь в комнату моего друга.

Чистое маленькое пространство, аккуратно застеленная кровать, старые коллекционные кроссовки выставлены в ряд и подсвечиваются светодиодной лампой, меняющей цвет каждые три секунды. Эти кроссовки – единственная дорогая вещь в квартире.

Брат Джеро проходит к столу, на котором стоят какие-то запечатанные коробки, и вскрывает одну из них, доставая оттуда чокер. Тот самый, что я ремонтировал, когда Джеро впервые приезжал в город.

– Вот он. Родители сначала хотели его выкинуть, но из-за всей этой суеты с похоронами даже забыли про него. Я спрятал на всякий случай, – отвечает парень, протягивая мне чокер.

Я беру его и задумчиво верчу в руках.

– Самоубийство? – заглядывая ему в глаза спрашиваю я.

Мальчишка кивает.

– Значит, про чокер, который плавит мозги, это все бред… Ну да. Как я мог сомневаться? – говорю я вслух, хотя предпочел бы сказать про себя.

– Это неправда? – вдруг спрашивает меня брат Джеро.

– Что неправда? – словно очнувшись ото сна, переспрашиваю я.

– То, что от этого чокера игроки умирают, – смущенно отвечает парень.

– А ты что, никогда не играл?

– Я несовершеннолетний.

Я понимающе киваю, забывая о том, что детям доступ в игру закрыт.

– Но, в общем-то, это все ложь. От него никто не умирал. Просто какой-то вброс. Так что если позже захочешь поиграть, бояться там особо нечего, игра классная, – равнодушно говорю я.

Мальчик молчит.

– А причину знаешь? Зачем он это сделал? – Я стараюсь спросить как можно мягче, но с этим у меня всегда были проблемы. Все равно звучит нагло и грубо. Впрочем, меня это вообще не должно касаться. Откуда такое любопытство?

– Он оставил сообщение в зеркале… – Брат показывает на сенсорное зеркало в другом углу комнаты. – Но мы, если честно, не особо поняли.

Я подхожу к зеркалу и касаюсь его, всматриваясь в свое отражение. Оно запрашивает пароль. Я вопросительно поворачиваюсь к брату, и парень, подойдя, вбивает какую-то комбинацию символов и чисел. На зеркале тонким неоновым шрифтом высвечивается дата, время, температура воздуха. Я нажимаю на раздел заметок, в котором нужно выбрать последнюю запись.