в истинности их взглядов. Они относили всякую вещь ж. Пифагору и даже приписывали ему свои научные открытия. Ученикам Пифагора было воспрещено называть его по имени и они говорили о нем: «Тот муж». Учение Пифагора было секретным и сохранялось в тайне вплоть до времени Филолая, который первым изложил его в своей книге (последняя треть V в. до н. э.). До него книг у пифагорейцев не было и все излагалось в устной форме.

Все пифагорейцы свято верили в переселение душ и строго воздерживались от мясной пищи, бобов, некоторых видов рыб и т. д. Их поведение было основано на многочисленных предписаниях и запретах, которые содержались в акусмах Пифагора. Вот некоторые из них. «Огонь ножом не разгребай; через весы не переступай; на хлебной мере не сиди; горшком на золе следа не оставляй; против солнца не мочись; на обрезки волос и ногтей не наступай и не мочись» (Д. Л. VIII, 17). «Венка не обрывай; уходя, не оглядывайся; ласточек в доме не держи; по торным дорогам не ходи; изображений богов на перстнях не носи; богам делай возлияния через ушко сосудов» (Порф. 42). «Обувь надевай сперва на правую ногу, а мой сперва левую; не смотрись в зеркало против светильника; животных с кривыми когтями не вскармливай; правую руку не подавай каждому легко; мальву сей, но не ешь» (Iambi. Protr. 21). Во многих случаях акусмы сопровождались символическим толкованием, однако большинство исследователей полагает, что оно приписано этим примитивным табу гораздо позже.

Таково описание пифагорейского сообщества, которое передают поздние источники, расходясь в деталях, но совпадая в основном. Чрезвычайно показательно, что картина пифагорейской школы, содержащаяся в большинстве современных работ, отличается от него очень незначительно. Сложившийся канонический образ переходит из одного сочинения в другое, и хотя не раз звучали голоса сомнения, мало кто задавался целью проанализировать, насколько этот образ соответствует тому, что известно о пифагорейцах из более ранних и более надежных источников{45}. Между тем подобная проверка просто необходима, ибо все эти черты находятся в разительном противоречии с тем, что мы знаем об успехах ранних пифагорейцев в политике, философии и науке.

Секретность

Естественно предположить, что если пифагорейцы и скрывали какие-то доктрины, то скорее религиозные, чем научные и философские. Можно ли извлечь из свидетельств современников хоть какой-то намек на секретность религиозного учения пифагорейцев? Нам представляется, что нет. Уже Ксенофан высмеивал самую суть религиозной доктрины Пифагора — метемпсихоз:

Раз он проходит и видит — визжит от побоев собачка.

Жаль ему стало, и он слово такое изрек:

Полно, не бей! В этом визге покойника милого голос,

Это родной мне щенок, друга я в нем узнаю.

(Д. Л. VIII, 36; пер. С. Я. Лурье)

Выражения Ксенофана не оставляют сомнения в известности этой доктрины его читателям. В следующем поколении Эмпедокл абсолютно открыто проповедовал метемпсихоз, а Гераклит поносил Пифагора за какие-то уловки и мошенничества, связанные, скорее всего, и с религиозной сферой (22 В 81). Традиция V в. до н. э. доносит до нас свидетельства о многочисленных речах, с которыми Пифагор выступил по прибытии в Кротон, что опять-таки не согласуется с предполагаемой эзотеричностью.

В середине V в. до н. э. Геродот писал о греках с берегов Черного моря, связывавших с именем Пифагора учение о бессмертии души (IV, 95), — это тоже противоречит тайности религиозного учения. Сам Геродот обнаруживает знакомство с обрядностью пифагорейцев, указывая, что у них существовал запрет на захоронение в шерстяной одежде (II, 81). Современник Геродота Ион Хиосский также был осведомлен о религиозной доктрине Пифагора, он даже полагал, что тот написал некоторые поэмы под именем Орфея (36 В 2). Полвека спустя авторство нескольких орфических поэм будут приписывать пифагорейцам Керкопсу и Бронтину (15 А 1). Даже если все эти догадки необоснованны (а скорее всего, это так), они указывают на то, что у пифагорейцев уже на самом раннем этапе существовала религиозная литература. В частности, Геродот замечает по поводу упомянутого запрета: «Об этом говорится и в так называемом, «Священном слове»» (II, 81), — вполне возможно, что речь идет здесь о каком-то пифагорейском сочинении. Некоторые ученые полагают, что по крайней мере часть дошедшей до нас пифагорейской религиозной литературы восходит к V в. до н. э.{46}

Известно, что орфические поэмы возникли еще в начале VI в. до н. э.{47}, а к первой половине IV в. до н. э. их было уже столько, что Платон писал о «куче орфических книг» (Гос. 364 е). Очевидно, что орфики открыто излагали свои взгляды и в устной, и в письменной форме. Можно говорить об их противопоставлении себя всем остальным грекам, непосвященным в их культы и не проникнувшимся мудростью Орфея, но никак не о тайности их учения{48}. Тем меньше у нас оснований приписывать ее пифагорейским доктринам.

Среди многих десятков разнообразных запретов, сохранившихся в акусмах, ни один прямо не говорит о необходимости блюсти какие-то секреты, хранить молчание и т. п. Между тем именно здесь следовало бы в первую очередь ожидать подобные вещи!

Резонно ли при отсутствии ясных указаний на тайность религиозного учения ранних пифагорейцев, предполагать секретность их научных и философских взглядов, по самой своей природе предназначенных для обнародования? Даже если не останавливаться на внутреннем неправдоподобии «тайной» науки (ее не было и на Древнем Востоке — в Египте и Вавилоне){49},она несовместима со множеством известных нам фактов.

Парменид и его ученик Зенон, развивая свои философские взгляды, применяли методику математических доказательств пифагорейцев{50}. Гераклит использовал некоторые достижения этой школы в математике и гармонике{51}. Демокрит, не будучи пифагорейцем, тем не менее учился у них и собрал достаточно сведений о Пифагоре, чтобы написать о нем книгу. Само обилие откликов на учение Пифагора еще в V в. до н. э. заставляет думать о весьма быстром и широком распространении его взглядов. Наконец, о какой секретности можно говорить, если нам известен едва ли не десяток раннепифагорейских сочинений по самым различным отраслям знания? Вряд ли сейчас кто-либо решится утверждать, что главными у пифагорейцев были какие-то не оставившие следа в античной литературе тайные доктрины!

В подтверждение взгляда о секретности раннего пифагореизма обычно приводят свидетельства трех авторов IV в. до н. э.: Исократа, Аристоксена и Аристотеля. Но Исократ (Бус. 29) говорил не о секретности и даже не о предполагаемом пифагорейском обете молчания (который сам по себе не имеет с ней ничего общего), а лишь о сдержанности в речах{52}. Об этом же свидетельствует и Аристоксен: «Пифагорейцы были