Шрифт:
Закладка:
- Ммм… - мычит он неопределенно, и когда я уже думаю, что откровенничать он не собирается, продолжает мечтательным голосом: - Видел, как ты вошла, как головой вертела, глазищами все вокруг разглядывая, как замерла в центре холла с этой своей невинной улыбочкой... - он посмотрел на мои губы и я невольно их облизнула. - Короче, ты по сторонам глазела, а я на тебя. И думал: хочу.
Я чувствую комок в горле и судорожно сглатываю, он усмехается и протягивает мне бутылку. С радостью ее принимая, я выпиваю все, что там осталось. Мне срочно нужно еще охладиться. И еще выпить - где моя Кровавая Мэри?..
- Значит, все-таки платье, - немного успокоившись и остудив воспаленные нервы, брякаю я, вспомнив о нашем разговоре с Виолой.
- Платье? - теперь его очередь удивляться.
- Мое платье. Мне посоветовали надеть сюда платье, типа так больше шансов подцепить парня.
- А ты пришла сюда подцепить парня? - он наклоняется ближе, и я перестаю дышать, но мгновение спустя он забирает у меня из рук опустевшую бутылку и тянет руку за следующей.
Я выдыхаю. Но - стыдно признаться - это вздох не облегчения, а разочарования. Что со мной? Я, правда, ждала, что он меня поцелует?! Парень, которого я впервые вижу, о котором ничего, кроме имени, не знаю?! Где та рационально мыслящая, та ханжа Кира, которая еще десять минут назад - или больше?.. - мысленно выступала ярой поборницей нравственности? Но она молчит, или спит. В общем, за мою нравственность сейчас бороться некому, и я честно отвечаю:
- Аха. Исключительно за этим.
- И как? Планы осуществились? - откупорив бутылку просто рукой, он пьет, не спуская с меня внимательных, с чертинками, глаз.
- Неа, - с не пойми откуда взявшейся смелостью отвечаю я, выдерживая его непростой взгляд. - Но время еще есть. Ведь мы же только что пришли.
- То есть ты уже не собираешься уходить? - он явно дразнит меня, но сохраняет совершенно серьезное выражение лица.
И я принимаю его скрытый вызов.
- Посмотрю, - пожимаю я плечами, - чем закончится вечер.
- Посмотри, - голосом феи-крестной соглашается он.
И одновременно с этими его словами Виолетта пихает меня в бок:
- Шереметева, пошли танцевать, а? Задницу разомнем.
Последняя фраза заставляет меня смутиться, но я справляюсь с этим и с готовностью соглашаюсь.
- А пошли.
Мы синхронно встаем и идем из полумрака на свет и на оглушительный зов музыки. Я не предлагаю Дэну присоединиться к нам и не оборачиваюсь, но точно знаю, что он идет за мной. Меня переполняет целый клубок чувств и ощущений, но главное из них - ощущение восторга, возникшее из-за чувства победы, власти над мужчиной, и мне оно нравится.
Дверь в спальню открывается, но папа не успевает позвать меня, заметив даже в темноте, что я уже сижу в кровати и скручиваю волосы на затылке, чтобы схватить их заколкой-крабиком - готовлюсь к умыванию.
- Будильник заводила? - негромко спрашивает он.
- Нет, сама чего-то проснулась.
На самом деле уснуть так и не получилось, но папе знать об этом не надо.
Закончив с волосами и прихватив спортивный костюм, я выхожу в коридор и закрываю за собой дверь в комнату, хотя все эти предосторожности излишни - нужен куда более серьезный шум, чтобы разбудить Алиску.
- Поздно вернулась вчера?
- Вообще-то сегодня, - улыбаюсь я.
Он посмотрел на меня с укоризной.
- После трех, - дурачиться мне расхотелось, - точное время не помню. В такси слышала по радио, как три пропикало, но это мы еще Виолетку везли.
Папа идет на кухню, где по утрам всегда делает себе - и нам, если хотим - полноценный завтрак, придерживаясь старой мудрости, начинающейся с совета "завтрак съешь сам". Я иду следом, но, дойдя до ванной, скрываюсь в ней. Быстро умываюсь, чищу зубы и, даже не расчесываясь, меняю пижаму на беговое обмундирование.
Увидев через всегда открытую дверь кухни, что я собираюсь на пробежку, папа попросил одеться потеплее.
- Я в термобелье, пап. И в толстовке, - слова "термуха" и "худи" папа не приемлет. - Не в пуховике же мне бегать.
- Зимой будешь в пуховике. Или в спортзале, - совершенно нестрогим голосом, но тем не менее безапелляционно предлагает он мне неочевидный выбор.
- Ладно, - не желаю я спорить и, послав ему воздушный поцелуй, шагаю в прихожую натягивать куртку и кроссы.
В лифтовом холле меня ждет заспанная и поэтому нереально узкоглазая Лелька.
- Вот дуры, суббота, а мы ни свет, ни заря тащимся жиры растрясать.
- Какие у тебя жиры? - фыркаю я, проходя мимо лифтов к лестничному пролету - спуск и подъем тоже часть тренировки.
- Чё, опять пешком?! Даже в субботу? - возмущается мне в спину соседка.
- Не ленись! А то жирами заплывешь, - бросаю я через плечо и начинаю перепрыгивать через ступеньку, как в детстве.
Когда мне было пятнадцать, один из таких необдуманных спусков закончился для меня растяжением связок голеностопного сустава. Я тогда погналась за подшутившей и пустившейся бежать от меня подружкой, удобной обуви поблизости не оказалось, а наказать шутницу было необходимо, и я, недолго думая, сунула ноги в мамины туфли на неслабом таком каблуке. Размер ноги у мамы небольшой, и я тогда до нее уже доросла - сейчас уже и Алиска нас догнала, и мы все трое можем при необходимости носить обувь друг друга, - но тот факт, что туфли были мне как раз, никак не уберег меня от неловкого падения. Я неслась, сломя голову, а сломала ногу. Ну не сломала, но все равно было очень больно. Уже на первом же лестничном пролете нога подвернулась и хоть обошлось без хруста и перелома, на костылях мне пришлось проковылять довольно долго. Пострадала по глубости, в общем. При этом обидчицу так и не догнала и не наказала. Но сейчас я в правильной обуви и смотрю, куда ставлю ноги, спускаясь хоть и быстро, но осторожно и обдуманно.
Благополучно достигнув первого этажа и миновав все четыре подъездные двери, мы выбегаем на по-ночному темную - до дня зимнего равноденствия остается чуть больше месяца - улицу. Но высокие плоские фонари на столбцах через каждые 50 метров хорошо освещают нашу аллею и бежать комфортно.
