Шрифт:
Закладка:
Принесение им клятвы Эдуарда Исповедника, особенно в той ее части, где будущий король обращался к своим подданным на англо-саксонском языке простолюдинов, как любили со смехом говорить нормандцы-завоеватели, едва не превратилось в дикую комедию ошибок.
Ришар, как ни старался выучить текст на уродливом для его понимания языке, его не зазубрил, да и не старался в принципе он его учить. Вот еще! Не государево это дело..
И когда из его рта полилась откровенная абракадабра на непонятной никому смеси полу-слов и недо-звуков, лишь вмешательство одного из стоящих подле него клириков храма, который вовремя сориентировался и, подойдя чуть ближе к Ришару, стал шептать тому на ухо необходимые правильные слова присяги, спасло коронацию.
Он был вылитый житель Пуату – непостоянный, мятущийся, трепетный и жестокий одновременно. От своего великого аквитанского предка, графа Гильома Песенника, Ришар унаследовал большой, для того времени, рост и красивую внешность, склонность к поэзии и романтизму, а также непостоянство мыслей и поступков.
От анжуйской крови, кроме стальных глаз и рыжих волос, Ришару перепало, по большому счету, всё самое плохое: припадки гнева и необъяснимой жестокости, граничащей с трепетностью, фанатизмом и необъяснимой упёртостью. Но, вместе с этим, он унаследовал храбрость, талант полководца, но не стратега, больше тактика, на одно-два сражения, не больше.
Ришар не обладал способностью к стратегическому планированию и постепенному продвижению к своей намеченной цели. Львиное Сердце хотело всё и сразу, и без лишних телодвижений. Как только начинались трудности и сложности, Ришар переключался на что-нибудь другое. Ещё он не отличался злопамятностью, был отходчив и излишне великодушен.
Однажды в бою возле объятого пламенем Мана, преследуя своего отца, короля Генриха, передовой отряд Ришара наткнулся на заслон из рыцарей, которыми командовал образец верности присяге, данной раз и навсегда, мессиром Гильомом де Марешаль, верным слугой его старшего покойного брата Генриха Молодого. Они столкнулись в схватке. Гильом замахнулся копьем на Ришара.
– Марешаль, не убивай меня! Так нельзя! Я безоружен! – испуганно крикнул Ришар Гильому. Он был без копья, кольчуги, только в лёгком пурпуэне, его еще называли гамбезон, и шлеме-шишаке.
– Пусть дьявол Вас убьет! А я убивать не стану. – Рыкнул сквозь прорезь шлема Гильом и прямым мощным ударом убил коня под Ришаром…
Следующая встреча произошла между ними только на коронации в Вестминстере 3 сентября 1189 года, прямо перед началом коронации.
– Марешаль! Ты не узнаёшь меня, своего короля? – спросил Ришар, глядя своими холодными, как сталь клинка, глазами прямо в лицо воина. – В прошлый раз вы хотели меня убить, и убили бы, если бы я не отвел ваше копье!
Гильом де Марешаль с выражением каменного лица ответил:
– Ваше величество! Я не желал вашей смерти. Я достаточно искусно обращаюсь с лансом, это могут подтвердить многие из собравшихся здесь сеньоров, – он обвел глазами знатных рыцарей и вельмож, присутствующих на коронации, – чтобы направить его именно туда, куда пожелаю. Я мог с лёгкостью поразить как и вас, так и вашего коня. Я убил вашего коня, чтобы мой сюзерен, ваш батюшка, смог спокойно спастись из лап льва. Я считаю, что не сделал ничего плохого и не испытываю ни малейшего сожаления о содеянном поступке.
Ришар поразился спокойной храбрости и честности этого рыцаря.
– Я вас прощаю, Гильом де Марешаль, и обещаю, что не буду держать на вас обиду.
Далее Ришар сделал крайне благородный и показушный жест – вручил свой королевский скипетр Гильому, чтобы он нес его во время коронации. Вторым поступком он сделал из Гильома одного из самых богатых людей Англии, женив его на молоденькой наследнице графства Стригайл.
Ришар умел быть великодушным и щедрым. Он простил своего брата и изменника Жана Сантерра и сделал его одним из самых богатейших людей королевства. Теперь Жан стал графом Мортен от Нормандии, от Англии Жан стал графом Мальборо, Ноттингем, Ланкастер, Уоллингфорд, к тому же его женили на молодой графине Авуазе Глостерской, что ещё более округлило его новые владения. Жан Сантерр так и продолжал сохранять своё прозвище «Безземельный», хотя стал уже одним из богатейших людей Англии и Европы, сиял от счастья, не понимая лишь одного: его мудрая мать Элеонора сосватала ему бездетную жену, не способную принести потомство. Никогда. Ни от кого..
Как ни кривился Ришар, но мать смогла его уговорить облагодетельствовать и двоих бастардов его отца. Старший, Годфруа, волею короля Ришара, стал священником, приняв обет безбрачия в надежде со временем получить титул архиепископа Йоркского. Другого своего незаконнорожденного брата-бастарда, добротного воина Гильома «Длинный Меч», король женил на графине Солсбери.
Агенты короля Франции пристально следили за первыми шагами молодого и опасного короля Англии, отправляя шифрованные депеши Филиппу и действуя на свой страх и риск, повинуясь только одной цели – ослаблению анжуйской династии, этого самого опасного противника короны Франции.
Когда Ришар I Кёрдельон, или Лайонхарт на английский манер(но, поверьте мне – гораздо позднее его так станут называть), принёс тройную присягу у алтаря в день коронации – почитать Бога, святую церковь и её служителей, праведно судить свои народы и почитать обычаи народов королевства, главный агент франкской разведки брат Жиль, известный ранее в миру как третий сын сеньора де Шомон, потомка славного Ангерана, отдал приказ ударить по самому основному источнику наличности королевства – по еврейским общинам Лондона.
Этим же вечером группы молодых людей, явно дворян, судя по одежде и выправке, устроили погром и поджоги синагоги и нескольких ссудных касс, владельцами которых были евреи. Это был точный, а главное – мощный удар по надеждам новоиспеченного короля меньшей кровью добыть денег для вожделенного крестового похода. Дальше пошло, как по накатанной ледяной дорожке.
Ришар, отчаявшись добыть денег, не обирая при этом свой народ, дворян и священников, пустился во все тяжкие. Самым первым шагом на пути к бездне развала страны стал арест всех главных сановников королевства и отпуск их на свободу за большие суммы выкупов, что отвратило от молодого короля многих сеньоров. Вторым шагом, как и рассчитывал король Филипп и брат Рауль, стало объявление торга на продажу всех, более или менее, доходных должностей королевства. Но денег было явно мало. В приступе своего фамильного гнева Ришар как-то обмолвился среди присутствующих сеньоров:
– Жаль, что я не могу продать на корню Лондон!