текучести. Текучесть — это хорошо изученное физическое свойство, которое легко измерить технологическими инструментами. Аналогичным образом, многие производные свойства физических сущностей сами по себе имеют физическую природу и поддаются измерению: в мозге, например, мы можем измерить кровообращение, электрические и химические изменения. Однако умственные процессы не имеют физических качеств, и их нельзя измерить объективно. Они радикально отличаются от любых других эмерджентных свойств, возникающих в физическом мире, а потому оснований считать их производными свойствами какой-либо физической сущности крайне мало.

Некоторые нейрофизиологи, однако, игнорируют эти проблемы и — возможно, ненамеренно — запутывают вопрос, попросту утверждая, что умственные процессы тождественны своим неврологическим основам[33]. Это правдоподобная гипотеза, но какие-либо научные свидетельства в ее пользу так и не появились. Поэтому утверждать, что это научный вывод, — интеллектуальная бесчестность; на сегодняшний день это не более чем непроверенное мнение. В этом вопросе настоящая наука рискует превратиться в псевдонауку, одна из отличительных черт которой — в том, что она старается доказать истинность гипотезы, а не проверить ее. Допущение о том, что гипотеза верна и просто нуждается в доказательстве, приходит на смену открытости ума, которой и отличается научный метод. Итак, многие нейрофизиологи приняли именно этот псевдонаучный подход; они пытаются не проверить, а доказать, что субъективные переживания можно полностью понять через физические процессы в мозге[34]. Как вы помните, в XVII веке многие европейцы считали, что у души есть и сверхъестественные, и естественные свойства. Настаивая, что человеческий ум должен быть сущностью исключительно естественной, ученые относились к нему как к чему-то всенепременно физическому — хотя ум не демонстрирует никаких физических свойств и не может быть зафиксирован физическими инструментами. Такова центральная проблема всех научных исследований ума — проблема, которую еще только предстоит решить.

Психологи продолжают изучать ум косвенно; они задают сознательным субъектам вопросы и наблюдают за их поведением. Таким образом, они напрямую исследуют физические следствия умственных процессов. Меж тем нейрофизиологи косвенно изучают ум посредством наблюдений за неврологическими основами субъективных переживаний; так они напрямую исследуют физические корреляты умственных актов — актов, которые могут быть либо причинами, либо следствиями. Объединение дисциплин психологии и нейронауки называется когнитивной наукой (когнитивистикой). Если исследователи в этой сфере ограничивают свои изыскания изучением одних только поведения и мозга, им не будет известно, что субъективные переживания вообще существуют. У авторов экспериментов есть лишь один способ удостовериться, что умственные состояния существуют: пережить их самостоятельно. Вот почему столь ценна уверенность Уильяма Джеймса в том, что в процесс научного изучения ума должна быть полностью интегрирована интроспекция.

Ученые-когнитивисты так и не создали продвинутых средств для проверки самих умственных актов. Наблюдение подобного рода они доверяют участникам исследований (обычно — студентам бакалавриата), получающим оплату и не имеющим профессиональной подготовки в наблюдении за умственными процессами и в их описании. Оставляя интроспекцию в руках любителей, ученые гарантируют, что прямое наблюдение за умом остается на уровне народной психологии. В этом вопросе когнитивную науку следовало бы поместить в контекст других естественных наук. Представители экспериментальной физики проходят профессиональную подготовку в наблюдении за физическими процессами, а биологи — за процессами биологическими. Ученые-когнитивисты вызвались понять умственные процессы, но, в отличие от представителей всех остальных естественно-научных дисциплин, не проходят профессиональной подготовки в наблюдении за реалиями, образующими сферу их исследований.

При этом мы не утверждаем, что когнитивные науки не узнали об уме много нового. На самом деле психологи и нейроученые очень много узнали о широком спектре умственных процессов (некоторые из которых не поддаются интроспекции) и соответствующих им процессов в мозге. Кроме того, их познания множеством ценных способов применяются при диагностике и лечении умственных недугов. Объективными измерениями мозга нейроученые заменили медитации на соответствующих им субъективных умственных процессах. Этот подход подарил им множество прозрений относительно нейронных основ ума — но очень мало понимания подлинной природы и происхождения сознания, а также всех остальных субъективных умственных процессов.

За последние сто лет ученые-когнитивисты не смогли создать никаких способов точного и прямого наблюдения за умственными реалиями, и это привело их к соответствующему выводу — выводу о том, что интроспекцию нельзя использовать в качестве научно-исследовательского метода. Это убеждение, которого все еще активно придерживаются психологи и нейрофизиологи, все равно позволяет изучать ум через поведение и мозговую активность. Тем не менее оно дискредитирует ценность интроспекции и косвенно подкрепляет допущение о том, что умственные процессы есть лишь процессы в мозге, рассматриваемые с субъективной точки зрения. Из этого допущения следует, что процессы в мозге реальны, а умственные процессы иллюзорны.

Тем не менее в наше время глобальные перемещения и связь стали общедоступными; благодаря этому у нас появляется гораздо больший, чем когда-либо прежде, доступ ко всем цивилизациям мира. По этой причине быстро растущее число ученых-когнитивистов теперь проявляет активный личный и профессиональный интерес к созерцательным традициям, которые прежде им были незнакомы, а также к тем, которые сформировались на Западе. Таким образом, научное неприятие медитации, сохранявшееся веками, скоро, возможно, останется в прошлом.

4

Научные исследования медитации

Можно ли сказать, что наши умственные состояния и поведение полностью определяются такими физическими факторами, как деятельность мозга и гены, — или же мы можем усилить личное чувство благобытия, прилагая к тому усилия, включающие медитацию? Именно таков основополагающий вопрос, лежащий в основе всех научных исследований медитативных практик. Вспомните, что глубокая, суицидальная депрессия Уильяма Джеймса частично проистекала из убежденности, массово распространенной в середине XIX века, в том, что человек представляет собой лишь марионетку, которой помыкают биохимические процессы в теле. Джеймс преодолел свое состояние, осознав, что научные свидетельства в пользу подобной редукционистской гипотезы недостаточны. Исследования, проведенные за последние годы, сделали это представление о человеческой природе как подобной природе робота еще более сомнительным.

Одна из наиболее интересных областей современных нейрофизиологических изысканий — нейропластичность, или способность нейронов в мозге меняться под влиянием опыта. В контексте нашей повседневной жизни этот принцип предполагает, что мы можем менять свой мозг, изменяя свои мысли, настрои и поведение. Исследования показывают: мозг представляет собой непрестанно меняющийся орган, структура которого откликается не только на требования внешней среды, но и на состояния, порождаемые во внутреннем мире, включая аспекты сознания. В одном новаторском эксперименте нейрофизиологи из Гарвардской медицинской школы попросили одну группу волонтеров каждый день на протяжении недели упражняться в игре на фортепиано, а другую — просто представлять подобные упражнения, воображая движение пальцев и извлечение нот. У тех, кто действительно играл на фортепиано, моторная кора — участок мозга, контролирующий движение пальцев,