Когда они прибыли на выпускной, они решили пропустить свою фотографию, так как у них не было пар. Они решили, что если ни один из них не сможет найти пару для выпускного бала, то, чёрт возьми, они просто пойдут на него вместе в шутку. Они неловко смотрели со стороны, наблюдая, как все остальные наслаждаются своими снимками.

Они слегка кружились под дурацкую поп-музыку, доносившуюся из динамиков. Это было примерно то, что ожидают от студенческого бала, люди медленно танцуют с другими людьми, в которых они думали, что влюблены, но, вероятно, никогда больше не увидятся после окончания школы. Смех и пикантные наряды, торт и напитки. Все были в восторге, включая Арнольда и Гарри. Они просто сидели и спокойно наслаждались происходящим. Не было Итана Тёрнера, который мог бы испортить их впечатления или напомнить им об их месте в социальной иерархии… пока он не появился…

Примерно через час танцев двери распахнулись, открывая невыносимое зрелище. Итан Тёрнер вернулся, по крайней мере, они так думали. Он был почти неузнаваем, когда хромал на середину танцпола. Все его богатые и ухоженные золотые локоны упали с его черепа, оставив голову лысой и искривлённой. Его лицо было прозрачно-белым, с пеной для ванны или белыми точками, раскиданными по его узловатой голове.

Его когда-то с ума сводящие голубые глаза теперь стали гнилыми, зловещими, красновато-карими. Всё сочилось хуже, чем когда-либо, как будто то, что они видели до этого, было только первой главой. Его поразительно новая отвратительная форма породила тишину, убившую как музыку, так и энтузиазм его сверстников. Весь его череп, казалось, превратился в гигантский прыщ с мини-океаном гноя, плавающим внутри его прозрачной кожи. Оно было похоже на свернувшееся молоко, а его голова была банкой с ним. Он стал Пицца-лицом.

Арнольд и Гарри не могли поверить своим глазам — всё, о чём они догадывались, теперь проявилось перед ними. Всё это было правдой. Они наблюдали, как он спотыкался, пытаясь заговорить, но когда он это делал, из желудка вытекало огромное количество грязно-белого гноя. Каждый раз, когда он выливался из его рта, он разбрызгивался по всему полу, оставляя за собой след.

Сначала это звучало так, будто он звал Джилл, которая в панике пряталась за своим новым парнем. Ужас толпы неожиданно сменился смехом, должно быть, они подумали, что это какая-то шутка. Может быть, самая грандиозная шутка на выпускной из всех. Итан похитил себя только для того, чтобы дождаться подходящего момента, чтобы разыграть это для них. Он явно издевался над Арнольдом, поскольку многие взгляды в комнате переместились на него. Все студенты начали скандировать:

— ПИЦЦА-ЛИЦО! ПИЦЦА-ЛИЦО! ПИЦЦА-ЛИЦО!

Похоже, одни кричали на Арнольда, а другие на Итана. Пение становилось всё громче и громче, пока шум не стал оглушительным. Арнольд наблюдал, как Джилл вышла из-за спины Милтона и подошла ближе к Итану, но всё ещё держалась на небольшом расстоянии.

Если бы это была шутка, она была бы готова броситься рядом с ним, как будто никогда не было перелома. По мере того, как крики продолжались, голова Итана начала искажаться, как будто отзвуки их голосов напрягали его череп. Всё это, наконец, достигло апогея, когда самая большая шишка на его черепе вызвала огромное извержение.

Верхняя левая часть его головы лопнула, посылая поток прыщавых кишок в нескольких футах и ​​покрывая лицо Джилл и весь наряд. Она вскрикнула и попыталась бежать, но поскользнулась в луже густой белизны, которая лежала на когда-то блестящем полу, и осталась лежать без сознания в выделениях своего бывшего. Итан упал на спину недалеко от неё, содержимое его верхней половины вытекало наружу, вызывая тошноту. Лица вокруг него из злобных улыбок превратились в испуганные хмурые взгляды. Все бросились к выходу, некоторые из слишком торопящихся людей поскользнулись и упали в комковатую гнойную лужу. Всё это было одним огромным грёбаным беспорядком.

НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ СПУСТЯ

После всей этой суматохи Арнольду и Гарри потребовалось некоторое время, чтобы переварить странности, произошедшие за последние несколько недель, и они вернулись на набережную, чтобы поразмыслить. Они стояли возле «Машины мечты», своего места Дзен. Арнольд вспомнил вопрос Гарри, заданный несколько дней назад. Ему было от этого плохо? Но это то, чего он хотел, верно?

Он подумал о том моменте, когда все поверили, что бедственное положение Итана было ещё одной уловкой, чтобы унизить его. Как быстро они все повернулись против него, как всегда. Такие люди никогда не изменятся. Такие люди, как Итан, не способны усвоить урок. Его порода только находит способы обойти свои проблемы, чтобы, в свою очередь, создать новые. «Унизительный опыт» просто не в их языке.

Ему было от этого плохо? В некотором смысле, конечно. Ему было жалко, что другого выхода нет. Ему было не по себе от того, что в новостях сообщалось, что родители Итана были найдены мёртвыми от обезвоживания. Они замерли, схваченные мёртвой хваткой с болезненно эксцентричными, неудобными улыбками, вырезанными на их застывших лицах.

Они заливались слезами смеха, пока их не стало совсем. Конечно, это был ужасный побочный ущерб, но, возможно, если бы они лучше воспитали своего сына, ни одна из этих мыслей даже не возникла бы в первую очередь. Они не могли быть совершенно безупречными, не так ли? Он никогда не узнает, что в некотором смысле казалось трагичным.

Это было то, чего он хотел, верно? Да, так и было, и теперь, когда это случилось, жизнь для него и Гарри станет намного легче. Он надеялся, что события, которые привели к тому лету, послужат причиной того, что те, кто их видел, станут лучше. Протянуть оливковую ветвь вместо оскорбления. Жить ради величия других помимо себя. Чтобы не быть полными ебаными придурками.

Гарри посмотрел на Арнольда, и его зрачки блестели от любопытства.

— Итак, ты расскажешь мне, что мадам Одесса рассказывала тебе обо мне? Я знаю, что ты спросил её, я могу сказать по твоей реакции. Мне кажется, ты иногда забываешь, что я знаю тебя лучше, чем ты сам.

— Да, хорошо, ты меня поймал.

От темы повисло странное неловкое молчание. Гарри не мог толком разобраться в этом вопросе, но теперь его любопытство достигло предела.

— Ну что, ты оставишь меня на весь день? Что она сказала? Это было так плохо?

Мысли и возможные результаты пронеслись в голове Арнольда в последний раз, пока он решал, что сказать. Что было правильным? Что было лёгким? Что было правдой? Наконец его разум успокоился, и он прочистил горло.

— Она