Медленно рассеивался утренний туман, обнажая сверкающую гладь озера Меэлва. Взлетел на холм спокойный сероватый хуторок и застыл в настороженной суровости. Пауль медленно поднялся по тропинке к домику.

Его встретила в дверях хозяйка, жена Пеэтера Вихма, бойкая Ыйе, во взгляде которой перемежались легкая боязнь и плутовство. Пауль попросил у нее разрешения поговорить без малышей, но старший сын, Айвар, остался с матерью.

— Разговор пойдет о Пеэтере.

— Мы не знаем, где муж, — пробормотала Ыйе.

— Мы не знаем, где отец, — послушно повторил пятнадцатилетний Айвар.

Пауль понял, что разговор предстоит долгий и трудный. Он начал с того, что пока их муж и отец не стал соучастником грязных дел, он может спокойно вернуться к семье.

— Мы очень давно не видели Пеэтера, — невозмутимо ответила женщина. — Может, гость увидит его, пусть передаст ему это.

— Если он попадет в руки бандита Пресса, — Пауль старался, чтобы Ыйе точно поняла его мысль, — разговаривать уже будет поздно. Добрый человек превратится в государственного преступника, любящий отец уже никогда не обучит Айвара рисованию…

Айвар низко опустил голову. Ыйе смахнула фартуком выступившие на верхней губе бисеринки пота.

— Пеэтер не попадет к Прессу. Он не такой… А что, кроме рисования, дел мало? Мужчина, говорят у нас, сначала пахарь, потом пекарь, потом возчик, потом постройщик, а там и к небу можно голову задрать.

Айвар что-то беззвучно зашептал, мать предостерегающе сжала его плечо.

— А потянет рисовать… У детей есть мать. Я сделаю для них все, что хочет Пеэтер. Хоть какая власть была или будет!

На этот раз из их дальнейшей беседы ничего не получилось. Но Пауль пришел снова. И опять они долго разговаривали. Пока, наконец, Айвар не сказал матери:

— Я хочу жить с отцом. Без всего этого… Мама, человек пришел к нам без хитрости.

— Ох, не знаешь ты людей, сынок, — запричитала мать. — Что плохого мой бедный Пеэтер сделал? И зерно в фонд Красной Армии сдал, и участок безрукому Калеву вспахал и засеял. Никому ничего плохого не сделал мой Пеэтер. А кому поверили? Сторожу церковного кладбища да весовщику молочной фермы?

— Всем сейчас трудно, и новой власти совсем нелегко, — горько сказал Пауль. — Ей пепел от войны достался, да разбитые дома. Что же, по-вашему, один весовщик и один кладбищенский сторож всю власть представляют? Эх…

— Я отведу этого человека к отцу, — твердо повторил Айвар. — Я ему поверил.

— Отведи, — желчно выпалила женщина, — а они снова спросят Пеэтера, где те ящики, про которые он и не слыхивал…

Пауль взял эту фразу о ящиках на заметку, но вида не подал. Как мог мягче сказал:

— Пусть сын поступит, как сердце велит! Ему пора привыкать мужчиной становиться, выбор свой уметь делать.

Несколько дней Айвар уходил спозаранку в лес, с теменью возвращался. Отпускал односложные реплики: «Отца не нашел», «Не встретились». Пауль понимал, что Пеэтер Вихм хочет все обдумать. Не торопил, не приставал с расспросами. Через пять-шесть дней Айвар сам осторожно спросил: «Угон саней с теплыми вещами строго наказывается?» Это означало вступление в переговоры. На другой день последовал вопрос, которого Пауль давно ждал: «Учитываются при разборе дела показания родных или их слово против навета и гроша не стоит?»

Пауль ответил запиской:

«Пеэтер Вихм! Перестаньте всего бояться! Правда всегда сильнее навета. Разберемся. Верю Вам. Пауль Мюри, младший лейтенант».

Встреча их произошла на лесной опушке, выходившей к болотистому участку. Пронзительно крякали утки, издалека доносился методичный стук дятла. Роща вытеснила из себя человеческую фигуру. Человек приближался медленно, будто нехотя, еле передвигая ноги в булькающей хляби. Пауль оставался на открытом месте, между двумя деревцами. Когда расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, тот, что вышел из лесу, хрипло спросил:

— Чем взяли моего сына, гражданин Мюри?

— Наверное, не крутил, говорил правду.

— Тогда и мне выкладывайте правду! — не то сказал, не то приказал. — За душой моей пришли, за карабином моим или еще за чем?

Пауль вздохнул.

— Тут много всего накопилось. Давай поближе — побеседуем. Да не трясись, оружия у меня с собой нет.

Пеэтер Вихм раскрывался медленно. Только при третьем свидании Пауль узнал, что с Вихмом бродят по лесам девять здоровых молодцов, которые только и мечтают о том, чтобы вернуться к своим очагам. Если Пеэтера загнал в лес навет двух недругов, то другой его спутник ушел с хутора, возмущенный ошибкой землемера при нарезке ему участка. Третий… Тот ушел бездумно, заодно с приятелем.

— Так ты объясни мне, — потребовал Пауль, — каким образом уход в лес докажет хуторянам или власти вашу правоту?

— А что мне было делать? — в голосе Пеэтера Вихма звучала тоска. — Ждать, пока меня на глазах детей со связанными руками на допрос потащат?

— Допроса испугался? «Омакайтсе» послать к чертям не побоялся, а от простых вопросов своей же власти в тину сиганул?

— Не от вопросов, — упрямо твердил Вихм. — Не хочу, чтоб дети отца в унижении видели.

Под ногами у них раздались фырканье, шорох. Пробежало мимо семейство ежей, недовольное возникшим вдруг препятствием.

— Уничтожать тебя никто не собирается. А разобраться в запутанных делах надо. Теперь напрямую: с чего тянется болтовня об оружейном складе на твоем хуторе?

— Вот-вот… — Пеэтер поднялся. — Доказательств не имею.

История эта, действительно, выглядела необычно. Еще во время войны к нему на хутор неожиданно нагрянули «высокие гости»: один из главарей вырумааской «Омакайтсе» капитан Тибер и вожак ее Ряпинаского отделения обер-лейтенант Эйлонен. Напомнив хозяину хутора, что в сороковом он заигрывал с большевиками и уже за одно это достоин быть повешенным, они шантажом и силой вырвали у него расписку, что он обязуется в любой момент по требованию «Омакайтсе» укрыть у себя на хуторе имущество организации. А незадолго до бегства гитлеровцев к нему явился активный деятель «Омакайтсе» Тикерпяэ с двумя тяжелогружеными возами. Пеэтер его выставил, но на другой день с Тикерпяэ прибыли два немца и под угрозой расстрела семьи заставили Пеэтера укрыть доставленные ящики. Хуторянин не подозревал, что они набиты оружием. В первый же день после изгнания немцев снова появился Тикерпяэ и увез всю эту партию. Пеэтер на радостях и расписку забыл потребовать назад. Но Тикерпяэ передал эту расписку двум немецким пособникам, и те составили на Пеэтера донос, приложив его расписку. После первого же прихода милиции Пеэтер, услышав о содержимом ящиков, сбежал в лес.

— За что Тикерпяэ невзлюбил тебя? — спросил Пауль.

— Он хотел жениться на моей сестре. Я отговорил ее. Не было в нашей семье подонков и фашистов.