Шрифт:
Закладка:
— Ты хочешь сказать, что Эйзер создаст собственную армию?
— Не прошло и года, как до тебя дошло! Он уже залез на твою территорию и отрезал огромный кусок. Да что там — он весь кусок отрезал, потому что все рядовые полицейские, работяги и даже домохозяйки видят в Тальпаллисе спасителя. И если они все пойдут за ним… Представь: все! Да они руками разорвут твоих беспредельщиков. Ты слушал, что он говорил на пресс-конференции?
— Ну-у-у, — Армадон сводит брови у переносицы и чешет лоб.
— Понятно, не слушал. Это не игра, дорогой тесть, — Гамилькар достает коммуникатор. — Выключай глушилку, кое-что тебе покажу.
Он выводит голопроекцию на середину комнаты. Молодой мужчина, небритый, с космами разной длины сидит на стуле, опершись руками на колени и сплетя пальцы. Смотрит он не в камеру, а перед собой.
— Вот герой сегодняшнего, а так же завтрашнего и всех последующих дней. Леонард Тальпаллис, кровник братства Топора, борец с черными трансплантологами и террористами.
Невидимая журналистка спрашивает:
— Завтра вы получите микрочип обитателя четвертого уровня. Но как вы планируете выполнить обещания? Разве реально обезглавить преступность за столь короткое время? Как вы вычислите коррумпированных полицейских, вовлеченных в преступные схемы?
— Поверьте, реально, но — при желании. У меня оно есть, и будет уровень доступа четвертого уровня. Результат вы увидите в течение месяца, я и моя команда приступим к работе уже завтра. Еще раз хочу сказать спасибо всем, кто меня поддержал и поверил мне.
Тальпаллис поднимает голову, смотрит в камеру, а Гамилькару кажется — на него, будто холодные пальцы сжимают горло, и нечем дышать. «Упустил, когда достать его было легко, — шепчет Ваал в голове. — Теперь к нему не подобраться, ты все делаешь правильно, но он ускользает от смерти усилиями Танит, однако ее сила ограничена. Я помогу тебе. Сила за силу».
— Он это сделает, — продолжает Гамилькар. — Даже не сомневайся.
Армадон все так же беззаботен и весел.
— Мои люди им займутся. Получат специальное распоряжение.
— Желаю удачи. Но предупреждаю: я пытался, и не раз, но Тальпаллис непонятным образом ускользает от смерти.
Гамилькар поднимается и направляется к выходу, но Армадон рявкает:
— Стой! — Боэтарх оборачивается возле самой двери. — Ты пытался его убрать и не смог? С твоим-то ресурсом? Еще когда Гисконы только начали его раскручивать? То есть ты знал об их планах? — Он аплодирует стоя. — Преклоняю голову перед сетью твоих информаторов!
— Рад, что ты меня услышал, но мне действительно пора.
— Минуту. Гамилькар, я тебя слишком хорошо знаю, чтобы поверить в твою озабоченность моим положением. Пожертвовал временем, пришел, совершенно бескорыстно показал, как нехорошие Гисконы хотят отобрать у меня кусок пирога. Какой твой интерес в этом деле? Не успокоюсь, пока не докопаюсь.
Тяжело вздохнув, Гамилькар возвращается, упершись в стол, смотрит на тестя в упор.
— Меня поражает ваша слепота. Мир рушится. Карталония откололась и едва не истребила род великого Ганнибала! Скоро независимость объявит еще и Китай. Плебеи бунтуют, а мы перетягиваем простыню друг на друга вместо того, чтобы навести порядок. Да, интерес есть. Я хочу, чтобы мой союзник был сильным. И буду делать все, чтобы объединить великие роды под дланью Ваала, сохранить нынешнее положение дел и стереть с лица земли тех, кто ведет мир к погибели. Как вы не понимаете, что это не шутки!
Армадон слушает его с полуулыбкой, думая о том, что в словах его фанатичного зятя есть доля истины, но когда понимает, что не в силах отвести взгляда, его охватывает злость, бьется в коконе бессилия, и Армадон Филин, который стрелял в людей в упор, пытал, живьем сдирал кожу с несговорчивых, еще когда не изобрели сыворотку правды, впервые за свою сознательную жизнь испытывает животный ужас жертвы перед хищником.
Привычные интонации сменяются многоголосым шепотом, впечатывающим слова в мозг. В глазах Гамилькара будто бы плещется чернота, заволакивает радужку, зрачок — и вот уже два бездонных черных провала взирают на Армадона, высасывают его мысли, чувства…
Мгновение — и Гамилькар становится собой, отходит на шаг. Армадон растерянно моргает, пытается ухватить ускользающую мысль, но она истаивает, остается облачко тумана, скрывающее то ужасное, что с ним произошло.
Гамилькару нужно убедиться, что Армадон на крючке, и он спрашивает:
— Тебе плохо? Что с тобой?
Армадон мотает головой и придает лицу беззаботное выражение.
— Я тебя услышал, Гамилькар. Тальпаллис будет мертв.
* * *
Гамилькар научился отличать собственные мысли от голоса Ваала, звучащего в его голове. Поначалу чужая воля пугала его, но чем меньше он сопротивлялся божественной воле, тем больше получал. Помимо способности убивать касанием, Гамилькар научился влиять на людей. Достаточно, чтобы объект был культистом Ваала. Активируемая Гамилькаром частичка бога пробуждалась и брала под контроль разум, передавая волю Ваала.
Одного Гамилькар не понимал до сих пор: почему Ваал не вмешается напрямую? Под грозовые раскаты не явит свой грозный лик, как, судя по легендам, он делал раньше. Что же мешает сейчас?
Ответ он получает мыслями, так похожими на собственные: «Мир пластичен, как пластилин. Раньше разумные были тенями, теперь обрели волю и научились влиять на ход времени, стали сильнее, и не за горами хаос. Нужно больше веры, чтобы призвать высшую сущность. Реальность затвердела, не пробиться».
«Что делать мне?» — мысленно спрашивает Гамилькар, задавая пилоту курс.
«Меньше влияния Танит. Мешает. Меньше влияния иноверцев — раскачивают. Уничтожить их последователей. Вряд ли получится сразу. Хотя бы — храмы. Уничтожить теневого преемника в первую очередь. Это хребет хаоса». Кто такой теневой преемник, Гамилькар понимает сразу, формирует мысленное послание: «Если разрушу храмы, у преемника будет меньше защиты. Как устранить язычников, знаю. Точнее, большую часть, тех, кто далеко. Как раскачать врагов внутри Карфагена, тоже знаю».
«Ты уже начал действовать. Используй новую способность. Мне нужны жертвы. Больше жертв — больше вера. Твой сын Никомед». Гамилькар вздрагивает. Он предвидел, что рано или поздно Ваал потребует Ника, но не думал, что это случится так скоро, потому мысленно отодвигал этот момент.
Человеческая суть Гамилькара восстала, ведь Ник — единственный, кто любит его, и последнее, чем он дорожит. Старшие уже подростки, а подростки воспринимают родителей в штыки. «Ты получишь благословение бога, — вкрадчиво шелестит в голове. — Это последняя жертва, которую я попрошу, а получишь ты много больше. У меня появятся силы, чтоб наделить
