что у баббо теперь есть свой кабинет, а у меня – отдельная спальня, и как это невероятно – иметь собственный телефонный аппарат, и электрическое освещение, и ванну с медными кранами, но он быстро переменил тему:

– Ваш отец говорит, что вы очень талантливая танцовщица, мисс Джойс.

– Я танцую дни напролет. Каждый день. – Я сняла шляпу и встряхнула волосами. Сейчас, когда я почти уверилась в том, что мистер Беккет – мое будущее, что сам рок соединил наши жизни, мое волнение и нервозность постепенно улеглись. – Я собираюсь стать профессиональной танцовщицей. Танец – это самое прекрасное, что есть на свете. Это божественно. Вы танцуете, мистер Беккет?

Он покачал головой.

– Я могу обучить вас чарльстону. Или банни-хаг?

У меня перед глазами мелькнул образ: я в объятиях мистера Беккета, моя рука в его руке, моя кожа касается его, наши бедра покачиваются в такт, и воздух между нами раскален, будто мы находимся посреди горящего леса.

– Я научила танцевать чарльстон всех друзей баббо, – добавила я, отметив его одобрительный взгляд.

– А мистер Джойс тоже танцует чарльстон? – поинтересовался он и снова нашел глазами баббо, который все еще был занят беседой с кем-то у бара.

– Ему больше по душе ирландская джига, – ответила я. – Не говорите, что вы не умеете танцевать, мистер Беккет. Любой, кто слышит музыку и откликается на нее, может танцевать. Вы любите музыку?

– Я обожаю музыку. – Мистер Беккет откашлялся и понизил голос. – Прошу вас, называйте меня Сэмом.

– О, у нас в семействе Джойс с этим очень строго. Очень по-ирландски, я полагаю. Отец настаивает на формальном обращении. Но, может быть, когда мы окажемся наедине…

Мистер Беккет… Сэм… уставился на меня во все глаза. Был ли он поражен моим предложением встретиться наедине или старомодными порядками, принятыми в нашей семье?

– Это хорошая мысль. – Он медленно кивнул, поправил очки, и я заметила, что его щеки снова порозовели.

– Вы, видимо, ожидали, что мой отец более современен? Вас удивляет, что Великий Писатель, сломавший все законы прозы, не может и не желает переступить через правила этикета, мистер Беккет? – Я тоже понизила голос и добавила: – Сэм. – Это прозвучало так необычайно сладостно, что я несколько раз проговорила про себя: «Сэм, Сэм, Сэм».

– Думаю, да, – признался он и посмотрел на моих родителей, которые, держась за руки, пробирались к нам.

Тогда я впервые осознала, что у него очень необычный взгляд: застенчивый и упрямый одновременно, к тому же какой-то мятущийся, однако это беспокойство не имело ничего общего с нервностью.

– О да, большинство парижан очень богемны, – живо подтвердила я. – Уверена, вы уже слышали все эти истории. Но мои родители никак не могут избавиться от пережитков ирландского воспитания. – Я не стала сообщать мистеру Беккету, что они всегда предпочитали быть дома к девяти вечера, и мама никогда не разрешала мне ходить на похороны. Мне подумалось, что с этими привычками и суевериями ирландцев он и так прекрасно знаком.

– Сколько вам лет, мисс Джойс… если мой вопрос не покажется вам слишком дерзким? – Его лицо было так близко, что я чувствовала его дыхание на своей щеке, теплое и сухое, как дым.

– Мне двадцать один. А вам?

– Двадцать два, – ответил он и взглянул на меня так, словно моя кожа была совсем прозрачна и он мог видеть, как кровь струится по моим венам.

Подошли мама и баббо в сопровождении целой армии официантов. Стулья были тут же отодвинуты, меню разложены, салфетки разглажены, шляпы, шарфы и перчатки унесены в гардероб. Как только баббо уселся за стол, он сразу засыпал мистера Беккета градом вопросов о Дублине.

– О, ну вот и понеслось, – бросила мама. – Только не начинай вспоминать название каждого треклятого магазина и бара на О'Коннел-стрит. – Она повертела головой, чтобы разглядеть, кто еще из знакомых находится в ресторане. – Глянь-ка, Лючия, ведь это та знаменитая актриса! Матерь Божья! Что это на ней надето? Видела ты в жизни хоть раз такой безвкусный наряд?

Она ткнула меня локтем под ребра, но мне не хотелось отворачиваться от мистера Беккета. Я не испытывала ни малейшего интереса ни к знаменитой актрисе, ни к ее наряду. Мамин голос словно ввинчивался мне в ухо, совершенно заглушая слова мистера Беккета:

– Ты видела ее шляпу, Лючия? Некоторые люди и понятия не имеют, как одеваться. Павлиньи перья… с ее-то цветом лица… боже мой, боже мой!

Я хотела услышать, что говорит мистер Беккет – он и баббо устроились на банкетке напротив, – но из-за шепота мамы и гула других голосов мне никак не удавалось этого сделать.

Я съежилась на стуле. Мне было прекрасно известно, что произойдет дальше. Все эти вечера были так предсказуемы! Баббо и его ирландские соотечественники начнут предаваться воспоминаниям, пить, читать ирландские стихи, а под конец, возможно, даже распевать ирландские баллады или танцевать джигу. Я уже чувствовала себя лишней, выключенной из разговора, но не собиралась так легко сдаваться. Только не в этот раз.

– Я так давно не была в Ирландии, – громко вмешалась я. – Мне бы хотелось туда вернуться.

– Там все не слишком изменилось, – ответил мистер Беккет, и я ощутила, что меня затягивает в эти сине-зеленые глаза, я падаю и тону в них.

– Не дури, Лючия, – одернула меня мама, и я резко обернулась. – Ирландия – настоящее болото и отхожая яма. Все эти хвалебные песни лучше оставь своему отцу. Он споет их за нас обеих.

– Да будет, Нора, – недовольно проворчал баббо. – Возможно, это страна варваров с распятиями в руках, но совсем не отхожая яма.

– Свора попрошаек и ханжей! – Мама вскинула голову. – И конечно, ни о каком возвращении речи быть не может. Тебя бросят за решетку, Джим, и ты хорошо это знаешь.

Баббо мрачно кивнул, а мистер Беккет неловко заерзал. Я судорожно соображала, что бы такого сказать, чтобы разрядить возникшее напряжение. Но мама заметила еще одну актрису и снова принялась что-то шипеть мне в ухо, а баббо, как она и предсказывала, стал припоминать названия баров на О'Коннел-стрит. Я наблюдала за мистером Беккетом из-под ресниц – как серьезно он смотрит и почти торжественно кивает на каждое слово баббо. А потом наши глаза вдруг встретились – и долгую секунду не могли оторваться друг от друга. Все вокруг нас словно ожило – опять то же самое электричество, от которого воздух будто потрескивает и особенно пахнет. Против воли мои пальцы двинулись вперед по льняной скатерти – неведомая сила притягивала их к мистеру Беккету.

– А что «Медная Голова», мистер Беккет? Сильно она изменилась? –