Шрифт:
Закладка:
Спустя много лет Кравчук будет сам про себя рассказывать анекдот — будто бы в дождь он никогда не берет зонт, потому что умеет пробегать между каплями.
Российский СоюзМногие советские правозащитники, например академик Сахаров, относятся к украинским диссидентам с огромным сочувствием — они отстаивают одни и те же ценности и борются с одними и теми же врагами. Однако, как замечал Стус, иногда российские диссиденты ведут себя предвзято. В среде протестного движения в СССР существует и отдельное имперско-религиозное течение. Его духовный лидер — лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын, писатель, лишенный советского гражданства и высланный из СССР.
Солженицын стал литературной звездой из-за того, что первым начал писать про ГУЛАГ: он сам восемь лет провел в заключении, затем три года в ссылке, а в 1962 году после личного одобрения советского лидера Никиты Хрущева опубликовал повесть «Один день Ивана Денисовича». Его разоблачения рабства в сталинских лагерях сначала принесли ему славу в СССР, а потом привели к вынужденной эмиграции. Однако, переехав на Запад и поселившись в американском штате Вермонт, Солженицын начинает яростно критиковать Запад же за бездуховность и за то, что там ненавидят Россию и все русское. Большая часть российских либералов с тех пор смотрит на Солженицына как на еретика-имперца.
В августе 1990 года Солженицын присылает в Советский Союз свою статью «Как нам обустроить Россию?». Текст становится сенсацией — его все обсуждают.
Первый тезис статьи: Советский Союз все равно развалится — и не надо его сдерживать.
«Нет у нас сил на Империю! — и не надо, и свались она с наших плеч! — пишет Солженицын. — Надо теперь жестко выбрать: между Империей… и духовным и телесным спасением нашего же народа». Однако дальше он подробно описывает, что он считает «нашим народом»: Россию, Украину, Беларусь и Казахстан. Эти четыре советские республики являются единым целым, и их нужно сохранить, назвав их «Русь» или «Российский Союз». А все остальные одиннадцать республик СССР можно отпустить.
Размышления Солженицына о том, что русские и украинцы — одно и то же, очень напоминают пропагандистские ток-шоу на российском телевидении 30 лет спустя:
«Сам я — едва не наполовину украинец и в ранние годы рос при звуках украинской речи… Это всё — придуманная невдавне фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский народ с особым не-русским языком. Мы все вместе истекли из драгоценного Киева, „откуду русская земля стала есть“, по летописи Нестора, откуда и засветило нам христианство. Одни и те же князья правили нами… Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья. Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как Воссоединение.
Сегодня отделять Украину — значит резать через миллионы семей и людей: какая перемесь населения; целые области с русским перевесом; сколько людей, затрудняющихся выбрать себе национальность из двух; сколькие — смешанного происхождения; сколько смешанных браков — да их никто „смешанными“ до сих пор не считал. В толще основного населения нет и тени нетерпимости между украинцами и русскими. Братья! Не надо этого жестокого раздела! — это помрачение коммунистических лет. Мы вместе перестрадали советское время, вместе попали в этот котлован — вместе и выберемся.
Конечно, если б украинский народ действительно пожелал отделиться — никто не посмеет удерживать его силой. Но — разнообразна эта обширность, и только местное население может решать судьбу своей местности, своей области».
Иннокентий Гизель вряд ли мог предполагать, что его труды приведут к таким последствиям.
Текст Солженицына производит сильное впечатление, в частности, на Бориса Ельцина, главу Верховного совета Российской Федерации и самого мощного оппозиционного политика в СССР — главного противника Михаила Горбачева. По воспоминаниям Галины Старовойтовой, советника Ельцина по национальным вопросам, он загорается идеей воплотить в жизнь мысль Солженицына, поэтому периодически начинает зондировать почву в разговорах с руководителями Украины, Белоруссии и Казахстана — не хотят ли они создать новый союз четырех республик. Собеседники скорее ошарашены: в 1990 году никто еще не готов выходить из состава Советского Союза — вместе с Ельциным.
Первые выборыВ мае 1990 года в СССР происходит еще одно революционное событие. Умирает глава Русской православной церкви патриарх Пимен — это значит, что должны состояться выборы его преемника.
В СССР долгое время религия была вне закона, ее подменила собой советская идеология, которая объясняла, что бога нет. В университетах преподавали «научный атеизм». В 1920-е и 1930-е священников массово расстреливали. В последующие годы им разрешили совершать богослужения — однако под строгим присмотром КГБ. Практически все высшие иерархи церкви так или иначе сотрудничали с органами, а некоторые и вовсе были штатными агентами. И патриарха выбирал глава советских спецслужб. Еще одна сила, которая стремится контролировать церковь, — это коммунистическая партия. В СССР, как ни странно, партийный аппарат и КГБ одновременно и сотрудничают, и постоянно борются друг с другом за сферы влияния.
Но теперь времена изменились, советский лидер Михаил Горбачев поощряет демократию и хочет, чтобы нового главу церкви избрали по всем правилам — голосованием Поместного собора, большого съезда православных священнослужителей со всего мира. Сотрудники КГБ в шоке, они считают, что государство не имеет права терять влияние на такую мощную организацию, как РПЦ. Поэтому спецслужбы начинают собственную игру.
Речь при этом не про верховное руководство зловещих органов. КГБ в этот момент тоже в кризисе, его председатель Владимир Крючков с ужасом осознает, что теряет контроль над ситуацией в стране. Так что ему и другим начальникам в комитете совсем не до церковных проблем. А выборами патриарха занимаются чиновники среднего звена — на свой страх и риск и в соответствии с собственными представлениями о том, что выгодно империи и их организации.
Сразу после смерти Пимена собирается Священный синод — своего рода церковное Политбюро. Большинство его членов — агенты КГБ, поэтому он контролируем. Местоблюстителем патриаршего престола синод выбирает киевского митрополита Филарета (Денисенко) — он очень тесно связан и с органами, и с партией. Он фаворит власти. Теперь слово за Поместным собором.
Эта процедура очень напоминает процесс утверждения главы СССР — генерального секретаря. После смерти предыдущего лидера Политбюро выбирает главу похоронной комиссии — тоже как бы местоблюстителя престола, а потом большое собрание центрального комитета партии послушно утверждает его же генсеком. В КГБ поначалу полагают, что и с Филаретом дело сделано. Но потом осознают, что огромный Поместный собор неконтролируем. Партийная верхушка и руководство КГБ самоустранились, церковные иерархи понимают, что впервые в жизни могут проголосовать как хотят. Кроме того, среди членов собора есть несколько иностранцев, ими КГБ манипулировать тем более не может.
7 июня 1990 года, открывая Поместный собор, блюститель престола митрополит Филарет произносит речь о том, насколько важно сохранять единство церкви, и — во избежание ненужного раскола — предлагает не выбирать нового патриарха тайным голосованием, а бросить жребий — он ссылается на прецедент 1917 года. Он надеется, что КГБ поможет организовать жребий так, чтобы обеспечить его победу. Однако священнослужители против и настаивают на голосовании. Баллотируются трое. Помимо местоблюстителя, Киевского митрополита Филарета Денисенко, — еще один украинец, митрополит Ростовский Владимир Сабодан, а еще митрополит Ленинградский Алексий Ридигер. Он самый несоветский кандидат: родился в Эстонии еще до того, как эта страна была присоединена к СССР в результате сговора Сталина и Гитлера