Шрифт:
Закладка:
Проект храма на Куликовом поле, часовня на могиле г-жи Шабельской в Ницце, проект зданий собора и школы в Почаевской Лавре, художественная орнаментация трапезной церкви в Киево-Печерской Лавре, реставрация Васильевского храма в г. Овруче – все эти и многие другие работы А. Щусева являются выражением того самобытного русского творчества, которое, будучи свободно от наслоений запада, в своем чистом виде всегда отражало одну идею, одну мысль, один порыв трепещущей в земных оковах бессмертной души к Богу.
Пред нами проект храма на Куликовом поле.
Проект удостоился Высочайшего одобрения, и храм уже начат постройкой.
Вглядитесь пристально в это произведение искусства, и вы перенесетесь в те отдаленные времена древности, которые воскрешают пред нами ныне забытые идеалы и свидетельствуют о том, насколько глубоко понимали задачу искусства Греция, Рим, Византия, или наша древне-христианская Русь эпохи XI–XII вв. Тогда искусство неразрывно связывалось с духовной жизнью народа, почти исключительно служило религиозным целям, возбуждая чувство восторга и удивления, если не всегда художественностью исполнения, то всегда тонким воплощением одухотворявшей его идеи. Тогда искусство признавалось душою народа, почему и отражало высшие стремления души, а не низменные требования плоти. В частности, наше древне-русское творчество, столь богатое своими самобытными формами, так образно и живо свидетельствовавшее о высоте духовного развития эпохи, и доныне еще приковывает к себе внимание знатоков искусства, заставляя их восхищаться глубиною своего религиозного содержания.
Но памятников истиннорусского творчества немного, а там где они есть, они забыты и заброшены. Весьма многие из них или остаются в небрежении или же реставрируются на новый лад, приспособляются к тем вкусам, которые искусственно прививались в начале XVIII в., а ныне уже достаточно крепко внедрились в общество. С XVIII в. всё национальное русское стало рушиться. Русский стиль с эпохи Петра Великого стал признаваться варварским, диким, грубым и отсталым. Погоня за Западом сделала свое дело. Была создана почва для внедрения иноземельных начал во всех отраслях и видах русской жизни. Разрушение коснулось и русского искусства. Екатерина Великая довершила начатое дело и издала указ, чтобы стены храмов, украшенные древней живописью, были выбелены известью, а иконы повешены на подобие картин в золотых рамах. Религиозные идеалы уступили место идеалам современности, и наши храмы почти ничем не отличались по внутреннему своему убранству от западно-европейских салонов XVIII в. Священные предметы храмов Растрелли украшались нередко упитанными амурами, снятыми с мебели версальских будуаров Людовика XV.
При Николае I впервые возникла мысль восстановить правильный русский стиль. Задача сложная, ибо этот стиль нужно было уже разыскивать, до того велики были наслоения Запада. Порученная немцу, архитектору Тону[16], задача эта оказалась ему не по силам. Тон выстроил целый ряд церквей в С. – Петербурге (Конногвардейская, Введенская, на Загородном просп. и др.), храм Спасителя в Москве, Московский дворец, но ни одна из его работ не отразила «русского» стиля. Он отбросил классики, старался ввести русские нормы, но не мог отрешиться от классических пропорций и овладеть типичностью самобытного русского зодчества. Его сменили Солнцев[17], Рихтер[18], Суслов[19], Котов[20], Померанцев[21], Преображенский[22], Павлинов[23] и др. Все они старались воспользоваться возможно большим количеством материала, уцелевшего после Петровских преобразований, но в результате они создали лишь так называемый русский ренессанс, однако последний не отразил того русского стиля, коим были запечатлены черты самобытного русского зодчества. Они воспользовались лишь готовыми мотивами русских церквей и старались их «облагородить», разделяя точку зрения Петра Великого, что в древне-русском творчестве было много «плебейства». В этом сказалась их роковая ошибка. Задача нынешних архитекторов, увлекающихся национальным зодчеством и так характерно представляемых архитектором А. В. Щусевым, – воспользоваться без предрассудков и предвзятых идей тем, что нам осталось от наших предков, воспользоваться непосредственностью и теплотою творчества древних зодчих, понять их и исходя отсюда – творить индивидуально.
Проект храма на Куликовом поле как нельзя лучше выражает это стремление и, поражая своею безыскусственностью и простотою, является в то же время таким воплощением религиозной идеи. Там нет ни классических пропорций, ни вычурных украшений, там нет ничего, что так дорого ценится на земле, но не имеет никакой цены в очах Божиих. Это религиозная мечта, отрывающая нас от суетного мира и уносящая на небо, вызывающая религиозное настроение и окрыляющая дух.
Мы слышали, что художественные работы и внутреннее убранство храма будут поручены знаменитому М. Нестерову[24]. И действительно, такой храм может быть росписан только М. Нестеровым, каждое произведение кисти которого составляет гордость России, торжество тех самобытных начал русского искусства, пред которым бледнеют лучшие образцы иноземного искусства, хотя и прекрасные по форме, но удивительно бедные по содержанию. И можно только с гордостью и величайшим удовлетворением приветствовать работы строительной комиссии по постройке этого храма и ее председателя графа Юрия Александровича Олсуфьева[25], идущего навстречу истинно русским людям, справедливо усматривающим в проекте А. Щусева драгоценную жемчужину истинно русского зодчества.
Работы И. Ижакевича производят еще более сильное впечатление, ибо живопись более чем архитектура доступна пониманию широкой публики. Отличительной чертою произведений И. Ижакевича является то, что они не закрепляют на полотне одного какого-либо момента, а открывают пред зрителем целые поэмы, удивительные по красоте и глубокому содержанию. Благодаря этому у Ижакевича нет окаменелых фигур, застывших поз, неестественных положений, словом ничего, что делает сюжет выдуманным, а обстановку искусственной. Все произведения кисти Ижакевича полны жизни и глубокой мысли.
Достаточно взглянуть на ту страницу юбилейного альбома издателя «Нивы» А. Ф. Маркса[26], где помещен портрет И. Ижакевича и факсимиле с его картины «Пастухи» (Нива, 1895 г., № 47, стр. 1121), чтоб судить о силе таланта художника. Эта небольшая картина, написанная на картоне черной и белой краской, настолько привлекательна, что трудно оторваться от нее. Внимательный зритель, глядя на эту картину, прочтет на ней не одну страницу из жизни изображенных на картине заброшенных детей. Это не картина в собственном смысле, а целая поэма, взятая из действительной жизни и закрепленная на полотне одним взмахом талантливой кисти художника. – Нельзя не остановиться и пред картинами «Забытая обитель» и «Жизнь».
И та и другая полны художественной и реальной правды. С какою силою опрокидывает первая из них обидные нарекания на монастыри. Пред нами сторож – инок обедневшей, забытой людьми обители, в поношенном, старом пальто,
