Позволяем себе привести здесь краткий биографический очерк Шопена, тем более, что все его биографии, а в особенности французские, даже самые новейшие, преисполнены ошибок.

Фредерик Шопен родился 22 (10) февраля 1810 (а не 1809) года в Желязовой Воле, имении графов Скарбек, находящемся в Сухачевском приходе. Отец его, Николай Шопен, был из французских эмигрантов, натурализовавшихся в Польше, вследствие чего и фамилия его писалась и по-французски «Chopin», и по-польски «Szopen». Мать его была полька, Юстина Кжыжановская. Фредерик Шопен всегда признавал себя поляком, и польский язык считал своим природным языком. Родители его оба служили в доме графов Скарбек, отец – домашним учителем, мать – экономкой или домоправительницей. Молодой граф Скарбек, впоследствии сделавшийся известным ученым, был крестным отцом Шопена, но никогда Шопен не воспитывался ни на его средства, ни на средства его матери, графини, ни на средства князя Радзивила, как это много раз писалось. Воспитание же его было очень тщательным, тем более, что его родители были люди очень интеллигентные и культурные, а когда Николай Шопен переселился в Варшаву и открыл там пансион для молодых людей, обучавшихся в лицее, то дом Шопенов сделался местом сборища людей, живущих умственными интересами и преданных научным или художественным занятиям.

Фредерик был вторым ребенком в семье Шопенов, старшей дочерью которых была Луиза, а после Фредерика следовали Изабелла и Эмилия. Эта последняя скончалась в 14 лет от чахотки, от которой впоследствии умер и Фредерик. Все эти дети отличались выдающимися литературными и художественными способностями: две старшие дочери впоследствии занимались переводами, Эмилия писала стихи. У Фредерика были большие способности к рисованию, а когда он, будучи еще лицеистом, гостил в деревне у своих товарищей, то он там забавлялся изданием шуточной газеты «Курьер», в которой описывал все деревенские происшествия в самом уморительном юмористическом виде, наглядно показывающем его проницательный и насмешливый ум.

Музыкальный его талант-самородок, как творческий, так и исполнительский, проявился очень рано. Фортепьянной игре он учился у чеха Живного, и уже в десять лет выступил в качестве виртуоза. На него тогда же обратила внимание знаменитая певица Каталани, которая подарила ему на память об этом концерте часы с соответственной надписью. Еще подростком он стал принимать участие и в благотворительных концертах, а также много раз выступал в домах варшавской аристократии, начиная с салона княгини Лович, супруги великого князя Константина Павловича. Это все не помешало Шопену очень серьезно учиться в Варшавском лицее, где он получил много наград, похвальных листов и т. д. По окончании курса наук, в 1826 г., он поступил в консерваторию или так называемую «Главную школу музыки», где занимался под руководством Иосифа Эльснера. В течение этого периода жизни, как и позднее, он побывал несколько раз в Берлине, в Силезии и в Познани у известного мецената и музыканта, князя Радзивила, а также гостил не раз в имении графов Водзинских, везде вербуя себе восторженных поклонников, и, начиная с самых первых своих произведений, проявив талант совершенно исключительный, оригинальный, уверенный в самом себе.

Товарищами его по лицею, а впоследствии друзьями был цвет варшавской интеллигенции, а вращался он почти исключительно в избранном аристократическом и артистическом кругах.

Он уже завоевывал себе европейскую славу и начинал артистическое турне по Европе концертами в Мюнхене и Вене, когда вспыхнула польская революция 1831 года. «Проездом в Лондон», – как значилось в его паспорте, – он остановился в Париже, и уже никогда более не вернулся на родину, вплоть до своей смерти в 1849 г. в том же Париже. Восемнадцать лет, проведенные им почти исключительно в нем, за исключением нескольких поездок в Богемию, на Майорку, в Ноган и в Англию, были всецело посвящены музыке. В Париже он создал большинство своих шедевров, здесь же зарабатывал свой хлеб, давая уроки целой массе учеников и учениц.

Мы уже рассказали в первом томе нашего труда[29] о первом знакомстве Шопена с Жорж Санд, состоявшемся не в 1837 г., как всегда утверждается, и совсем не при такой необычайной и поэтической обстановке, как это изображается всеми писавшими о Шопене Кюстинами, Карасовскими и Водзинскими и т. п. И, опровергнув все эти легенды, мы указали, что это знакомство произошло в начале зимы 1836-37 г.г., в то время, когда графиня д’Агу и Жорж Санд жили в Отель де Франс, и что в течение этих зимних месяцев 1836 г., между швейцарским путешествием Жорж Санд и ее ноганским затворничеством с января по апрель 1837 г., Шопен и Жорж Санд виделись не раз, а много раз то в гостиной графини, то у самого Шопена, на тех интимных музыкальных вечерах, которые так неподражаемо рисует и Гейне в своих письмах к Левальду[30], о которых рассказывает и Лист в своей книге о Шопене,[31] и о которых мимоходом упоминает и Жорж Санд в «Истории моей жизни».[32]

Мы также указали, что Шопен сначала не хотел знакомиться с Жорж Санд из нелюбви к синим чулкам вообще. По-видимому, первое впечатление, произведенное на него писательницей, было тоже не вполне благоприятное. Так, тот же Карасовский, который так «поэтично» рассказывает об их первой встрече и о том, что Шопен сразу почувствовал себя «понятым, как никогда» – утверждает, что в одном из писем Шопена, уничтоженных во время событий 1863 г., он некогда прочел следующие строчки: «Вчера я встретился с Жорж Санд, она произвела на меня очень неприятное впечатление»... В открытом письме Гиллера к Францу Листу, приводимом Никсом в его книге, можно прочесть следующее: «Однажды вечером ты собрал у себя всю аристократию французского литературного мира. Разумеется, Жорж Санд не могла отсутствовать. Возвращаясь домой, Шопен сказал мне: «Какая антипатичная женщина эта Санд. Разве, в самом деле, это женщина? Я готов сомневаться в этом»...

По словам того же Никса, Лист в разговоре с ним подчеркнул лишь большую сдержанность, проявленную Шопеном в начале знакомства с Жорж Санд, но ничего не сказал про его «отвращение». Наоборот, Лист указал, что вскоре писательница, благодаря своим необычайным духовным дарам и привлекательной беседе, победила эту сдержанность. То же, как мы помним, случилось и с Мюссе.

Вообще в этих двух связях очень много общего, как справедливо замечает Никс. Оба были моложе Жорж Санд, оба были слабейшей стороной и т. д. Но между поэтом и музыкантом, – прибавим мы, – была и целая пропасть