Читать онлайн Подводка для глаз. История культуры - Zahra Hankir

@importknig

Перевод этой книги подготовлен сообществом "Книжный импорт".

Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.

Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.

Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig

Захра Ханкир «Подводка для глаз. История культуры»

Оглавление

Предисловие

Введение: Liner Notes

Глоссарий

Глава первая. Нефертити и рассвет Кола

Глава вторая. Люди табу

Глава третья. Краска для глаз как сопротивление

Глава четвертая. Пираты Петры

Глава пятая. Кошачий глаз в культуре Чола

Глава шестая. Танец глаз

Глава седьмая. Взгляд гейши

Глава восьмая. Драг и преображающая сила подводки для глаз

Глава девятая. Назад к черному. Эми Уайнхаус и Лайнер в глазах общественности

Глава десятая. #GraphicLiner. Подводка для глаз в эпоху инфлюенсеров

Предисловие

Должно быть, мне было около семнадцати, точно сказать не могу. Но я точно помню, что чувствовала себя неуверенно. Мама потащила меня на семейную вечеринку по случаю помолвки, на которой мужчины и женщины были разделены, согласно исламским традициям. Мы были в моем родном городе, Сидоне, в Южном Ливане. Мама подвела свои ореховые глаза лесной подводкой по плоскости век и черной подводкой по линии глаз. Такой макияж она приберегала для особых случаев, таких как свадьбы и визиты в наш дом друзей семьи и потенциальных женихов, желающих просить моей руки (мама поддерживала мой отказ от общения с этими женихами). Я часто наблюдала за ней, когда она наносила макияж, - она делала это ритуально, с большой тщательностью и вниманием, как будто это был не просто процесс наведения красоты, а момент трансценденции. С шестью детьми, работой на полную ставку и грузом всего мира на плечах в стране, постоянно находящейся на грани краха, она была окружена постоянным хаосом. Но ее рука ни разу не дрогнула, когда она наносила подводку для глаз; как будто мир остановился. Постепенно и с большой точностью она закрывала один глаз и проводила аппликатором для подводки вдоль линии глаз, чтобы пигмент попал на оба ободка. Когда она открывала накрашенные глаза, я восхищался ее красотой.

Вечером на вечеринке по случаю помолвки она сняла свой хиджаб с цветочным узором, придала объем своим выделенным волосам кончиками пальцев, сняла туфли на каблуках и танцевала всю ночь напролет. Она предложила мне встать и присоединиться к ней, протянув наманикюренную руку, но я отказался. Все гости были в восторге, как будто она нечаянно подставила будущую невесту. Я же, напротив, тихо сидела в уголке, с голым лицом, не тронутым ресницами, и одетая несколько небрежно. Когда люди здоровались с нами, они отмечали, как сильно я похожа на своего отца - то есть я унаследовала его темные и выдающиеся черты лица, но совсем не походила на свою мать и не обладала ее заразительной энергией. О такой уверенности в себе я мог только мечтать.

До переезда в Южный Ливан после окончания пятнадцатилетней гражданской войны, которая практически уничтожила страну, моя семья жила в Великобритании, где мои родители искали безопасности и стабильности и где я родилась в 1980-х годах. Будучи молодой девушкой с левантийским и египетским происхождением, живущей в клаустрофобном городе на севере Англии, я поняла, что для "ассимиляции" или "интеграции" с белым большинством населения мне необходимо свести к минимуму все аспекты себя. Теоретически меня это вполне устраивало, ; я бы предпочел исчезнуть на заднем плане, чтобы меня не заметили, поскольку по природе своей был интровертом. Но как семья, мы не могли не выделяться, и не только из-за того, как мы выглядели. Во время собрания мы с моими четырьмя братьями оправдывались, поскольку родители велели нам не петь христианские гимны; мы неловко выходили из зала вместе с другими мусульманами и свидетелями Иеговы, которых в школе было немного. (Чтобы мы никогда не забывали, что мы мусульмане, мой отец иногда будил нас на рассвете, чтобы мы молились вместе с ним. Я также посещал частные уроки Корана вместе со своими пакистанскими сверстниками.) Во время Рамадана мы пропускали школьный обед, и мне редко разрешали гулять с друзьями. Когда мы ходили плавать на уроки физкультуры, по просьбе родителей я надевала купальники и велосипедные шорты, чтобы прикрыть свое тело, что вызывало взгляды и хихиканье. Мое неправильно произнесенное имя со временем стало моим известным именем. Однажды меня попросили провести в классе презентацию об исламе, и я принесла с собой молитвенный коврик и Коран. Когда я рассказывал о пяти столпах религии, мои одноклассники в основном смотрели на меня с недоумением.

Даже когда я старалась общаться, надо мной часто насмехались и издевались. Более крупная девочка получала огромное удовольствие от того, что неоднократно толкала меня на землю на перемене. Однажды днем, когда мне было одиннадцать лет, я пришла домой из школы со слезами на глазах: после тренировки по нетболу я услышала, как одна из моих белых одноклассниц назвала нас с братьями "странными" и произнесла "слово на букву П" - расистский термин, используемый для оскорбления людей пакистанского происхождения, а две другие девочки рассмеялись в знак согласия. Дома я умоляла маму объяснить, почему эти девочки так грубы со мной.

Мама с пониманием отнеслась к этой предсказуемой реакции на мое отторжение. Но ей, как иммигрантке, опасавшейся за нестабильное положение своей семьи в Ливане и пережившей вместе с моим отцом подстрекательский опыт, один из которых был связан с судебным процессом, приходилось сталкиваться и с более серьезными вещами. Однако она узнала, что моя ранняя неуверенность в себе усугублялась тем, что я был небелым, мусульманином, иностранцем и, следовательно, считался "странным". Меня просто заставляли чувствовать, что со мной что-то не так из-за религии, в которой я родился, и моего наследия, в то время как я должен был гордиться и тем, и другим, - успокоила она меня.

Одной из моих единственных настоящих подруг в то время была Мэй, египтянка, которая носила ботфорты и скранчи и жила в том же доме, что и мы. Мне было двенадцать, ей - четырнадцать; ее родители были менее строгими, чем мои, и поэтому она уже начала краситься. В отличие от меня, она была далеко не робкой, но мы с ней сблизились из-за общего наследия и мусульманского происхождения. Однажды после обеда она решила "сделать мне приятное". Под фонограмму Ace of Base, звучавшую из ее стереосистемы, она тщательно нарисовала подводку для глаз на моих веках и подкрутила ресницы тушью. Когда я посмотрела в зеркало, я была одновременно и рада, и удивлена: я как будто наконец-то увидела себя, как будто я каким-то образом оказалась в фокусе.

Мы